Я понимал. Все свертки необходимо было заносить в журнал: дату, когда их принесли, дату, когда забрали. Не выдав мне никакой квитанции, не сделав никаких официальных записей, они таким образом обезопасили меня на случай того, если кто-то другой, а не я, вдруг попытается забрать ее.
– Да, – неловко выдавил я, – спасибо, что приглядели за ней…
–
– Карлоса? – Из всех швейцаров Карлос был самым старшим и самым серьезным, тоненькие усики и посеребренные виски делали его похожим на обласканного публикой мексиканского киноактера, его черные ботинки всегда были начищены до зеркального блеска, а белые перчатки были белее, чем у остальных швейцаров. – Карлоса уволили?
– Сам знаю, не верится. Тридцать четыре года и… – Золотко ткнул большим пальцем себе за спину. – Пфффф! А теперь руководство только и думает, что об охране: новый персонал, новые правила, записывай, кто пришел, кто ушел, так-то вот…
– Ну ладно, – сказал он, толкнув спиной входную дверь, – давай-ка, друг, поймаю тебе такси. Ты сразу в аэропорт?
– Нет, – ответил я, потянувшись, чтоб его остановить, – я так задумался, что и не понял сразу, что он хочет сделать, но он отмахнулся от меня – да брось.
– Нет-нет, – сказал он, подтаскивая чемодан к обочине, – все нормально, друг, держу, – и я со стыдом понял, что он думал, будто не даю ему вынести чемодан на улицу, потому что у меня нет денег дать ему на чай.
– Эй, погоди, – начал было я, но в ту же секунду Золотко свистнул и бросился на дорогу с поднятой рукой.
– Такси! Сюда! – крикнул он.
Я раздосадованно стоял в дверях, глядя, как из-за поворота к нам подкатывает такси.
– Бинго! – сказал Золотко, распахивая заднюю дверь. – Это рекорд, верно?
Не успел я придумать, как бы так отменить такси, чтоб еще не казаться при этом полным уродом, как уже сидел на заднем сиденье, чемодан лежал в багажнике, а Золотко – как всегда, любовно – захлопывал крышку.
– Удачной тебе поездки,
– Не знаю, – ответил я, незаметно ощупывая карманы, чтоб понять, хватит ли у меня денег.
– Ну, если вдруг увидишь там пчел, передавай им привет от Золотка. Скажи им, я скоро.
–
– Эй,
Внизу, в подвальном помещении, где швейцары переодевались в форменную одежду, одна стена была завешена открытками и полароидными снимками из Майами и Канкуна, Пуэрто-Рико и Португалии, которые жильцы и швейцары с Восточной Пятьдесят седьмой уже много лет подряд слали из путешествий домой.
– Точно! – сказал Золотко. – Пришли открытку! Не забудь!
– Я… – Я хотел было сказать, что буду по ним скучать, но побоялся, что буду прямо как гомик какой-нибудь. Поэтому ответил только: – Ладно. Вы тут не парьтесь.
– И ты, – сказал Хозе, пятясь назад с поднятой рукой. – И не садись за блэкджек.
– Слушай, пацан, – вклинился водитель, – тебя везти куда или что?
– Эй, эй, полегче, не гони, – сказал ему Золотко. И мне: – У тебя все будет нормально, Тео.
Он хлопнул рукой по дверце.
Удачи, парень. Еще увидимся. С богом!
– Только не говори, – сказал мне отец, когда на следующее утро приехал за мной к Барбурам на такси, – что всю вот эту хрень ты с собой в самолет потащишь.
Кроме чемодана с картиной я собрал еще один – тот, который и планировал взять с собой изначально.
– У тебя перевес будет, – немного истерично прибавила Ксандра. Даже в удушливом уличном жаре я со своего места чуял запах ее лака для волос. – Больше могут не разрешить!
Вышедшая меня проводить миссис Барбур сказала ровно:
– О, два чемодана – это не страшно. Я все время с перевесом летаю.
– Да, но за него платить приходится.