Шашлык на свежем воздухе

— Нет, ушами шевелил Рафик Дымарский… Он больше не шевелит. Он теперь главный специалист, его недавно в Монголию услали по обмену — месяца четыре уже, как здесь не появляется…

После нашей встречи с Валькой Данилушкиным прошло полгода. Я теперь регулярно хожу в пирожковую. Уже встречал первого нашего комсорга Лизу Маковейко, Зяму с Кариной, бывшего своего тренера по боксу Шоту Отарьевича и некоего Бугло (мы с ним лечили в Трускавце печень в 1963 году). Заходит также прежний декан нашего филологического — он обыкновенно берет пирожки на вынос.

Валька Данилушкин с горизонта исчез — ему дали подполковника и перевели с повышением в Приморский военный округ. Рафик же Дымарский, наоборот, возвратился из Монголии, и мы с ним видимся почти ежедневно. Ушами Рафик действительно не шевелит — говорит, что разучился.

А вчера ко мне на работу зашел окончательно замордованный Левандовский.

— Ну, старик, — сказал он, — это последняя попытка. Давай еще одно объявление через вашу газету. Найду — найду, не найду — гори они синим огнем. У меня эти розыски уже два пианино съели, если не больше. Я из-за них Вовке который год не могу инструмент купить. Я, может, его способности гроблю.

Дело в том, что Левандовский у нас круглый сирота. Папу и маму, как таковых, он вообще не помнит, а воспитывался с дядей и тетей. Но во время войны они его потеряли. То есть сначала потерялась тетя, и Левандовский остался с дядей. Затем уже потерялся сам Левандовский. А дядя, в свою очередь, потерялся сразу после войны, отправившись будто бы на розыски. Этот самый дядя не догадался посидеть некоторое время на месте, по старому адресу, и где он с тех пор мотается — черт его душу знает.

— Что же, Веня, — сказал я. — Пытайся. Попытка — не пытка. Только мой тебе совет: деньги сегодня не вноси, подожди до завтра. Может, я помогу твоему горю без объявления.

С этими словами я взял Левандовского под руку и повел в пирожковую. Там мы купили себе пирожков и заняли наблюдательный пост в моем любимом углу.

…Дядя пришел через двадцать минут.

— Вот он! — тихо воскликнул Левандовский, схватившись дрожащей рукой за мое плечо.

— Два с мясом, один с картошкой, — заказал ничего не подозревающий дядя.

Мы осторожно, чтобы не повыбивать из рук у граждан тарелочки с пирожками, стали пробиваться к тому месту, где он примостился со своим обедом.

Неожиданно Левандовский остановился и обессиленно припал к моему рукаву.

— Тетя! — прошептал он, туманным взором провожая какую-то даму, уже выходившую из пирожковой, — Боже мой! Тетя!.. Как же они с дядей-то?..

— Да не переживай ты, старик! — сказал я Левандовскому. — Не трясись, ради бога. Встретятся они. Не сегодня, так завтра. Встретятся — куда им деваться…

ВЫХОД

Мы столкнулись нос к носу на довольно широкой улице.

Я шагнул вправо, уступая ему дорогу. Он тоже шагнул вправо.

— Извините, — сказал я и шагнул влево.

— Виноват, — пробормотал он и потеснился влево.

Лучше всего в подобных случаях сразу повернуться и пойти обратно. Квартала через два можно перебраться на другую сторону улицы. И если тому субъекту не придет в голову проделать такой же маневр, все будет в порядке.

Но я торопился. Он, видимо, тоже.

— Простите, — сказал он, пытаясь обойти меня справа.

Я шагнул вправо и понял, что это надолго. Я подался влево. Он — тоже. Я шагнул вправо и стукнулся лбом о его подбородок.

Вокруг начали собираться любопытные. Мы, нежно обнявшись за плечи, топтались посреди улицы. Случайно я увидел его глаза. В них была растерянность и безысходность, С такими глазами уже ничего не придумаешь.

Толпа зевак запрудила перекресток. Гудели машины. Звенели трамваи. Назревала катастрофа.

Наконец подошел милиционер, оштрафовал нас и развел, как дуэлянтов, в разные стороны.

Пробка рассосалась. Улица приняла свой первоначальный вид. На всякий случай я подождал еще несколько минут и двинулся вперед.

И тут заметил, что он идет мне навстречу. Глаза его горели остаточным магнетизмом. Мы начали медленно сближаться. Спасения не было.

Судорожно вздохнув, я полез на осветительную опору…

2. МОИ ДОРОГИЕ ШТАНЫ

ЧЕЛОВЕК В РЫЖЕМ ПЛАЩЕ

Мы вошли в троллейбус — я и Бобик. То есть вошел, разумеется, я, а Бобик сидел у меня за пазухой, высунув наружу нос, блестящий, как шарикоподшипник. Значит, мы вошли и скромно встали в уголок на задней площадке.

— Прелесть собачка, — проворковал добродушный гражданин, потеснившись. — Это он или она?

— Он, — сказал я.

— Где собака? — встрепенулся вдруг пассажир в рыжем плаще. — Ну да! И без намордника!

— Да что вы, — улыбнулся добродушный гражданин. — Зачем намордник такому малышу? Ведь он же еще щеночек.

— Этот? — нервно подпрыгнул человек в рыжем плаще. — Ха-ха! Ничего себе, щеночек! Вот откусит он вам ухо или нос, узнаете.

Добродушный гражданин отодвинулся и на всякий случай прикрыл ухо шляпой.

— Кондуктор! — продолжал волноваться человек в рыжем плаще. — В троллейбусе везут собаку! Я требую!.. Собак возить запрещается!..