Шашлык из волнистого попугайчика

Для матери Марко выделил две большие комнаты с ванной комнатой на своем этаже, которые всегда ожидали ее приезда. Марк все делал, чтобы не нервировать ее, обеспечивал ей уют и комфорт. Но в одном никак не мог согласиться с матерью. Последний долгий разговор, чуть не закончившийся скандалом, был тому наглядным примером. Она нагрянула, как всегда, внезапно и сидела в номере, дожидаясь его прихода. Самолет у Тозини был свой, и перелеты всегда проходили в благоприятной обстановке. Марк вернулся поздно и на этот раз без девушки.

– Здравствуй, – кинулась к нему мать, – похудел… побледнел…

– Здравствуй, дорогая, – поцеловал ее Марк, улыбаясь, – не выдумывай, все у меня хорошо.

– Нет, мне кажется, что ты изменился. Тени под глазами.

– Просто много работы, но я к этому привык.

– Ты точно хорошо себя чувствуешь? Ничего от меня не скрываешь?

– Мама, мы не виделись всего неделю! Не накручивай себя! – прошел в просторную гостиную Марк, развязывая узел галстука и располагаясь на кожаном диване.

– Устал? – ласково потрепала его по щеке Антония.

Марк поймал ее руку и поцеловал.

– Не нашел порядочную женщину, чтобы жениться? – спросила мама.

Марк закатил глаза. Старая тема.

– Мама, не начинай…

– Еще как начну! Тебе сколько лет?

– Мне некогда задумываться над этим.

– А вот мне есть когда! Мне шестьдесят пять лет! Я всегда мечтала о большой семье, ты же знаешь – у меня не получилось, так я возлагала большие надежды на тебя. Ты должен был рано жениться и родить мне много внуков! Чтобы ты не был у меня один, чтобы мне стоило ради кого жить.

– Мама, пойми: я очень люблю и уважаю тебя, но я не должен устраивать свою жизнь в угоду тебе. Я многого лишился из-за семейного бизнеса, и ты это знаешь, но моя личная жизнь – это моя личная жизнь.

– Не говори так, словно ты несчастен! – воскликнула Антония.

– Я счастлив, и не мешай моему счастью!

– Я же воспитывала тебя в любви к семье, – всхлипнула Антония, сдерживая дыхание.

– Мама, не начинай! Я хочу семью… вернее, раньше хотел, но было некогда. Твой гениальный мальчик оказался не таким уж и гениальным, и груз ответственности еще и за собственную семью мне не потянуть.

– Дорогой мой, прости! – кинулась ему на грудь Антония. – Я знаю, каково тебе пришлось. Все ждали твоего провала, а ты взлетел на олимп. Каких сил тебе это стоило! Пропади к чертовой матери весь этот бизнес и вся империя Тозини, если ты несчастлив! – заломила руки Антония.

Марк обнял мать, стараясь успокоить. Уж он-то знал, что все это напускное. Высохнут слезы, и Антония не сможет без всей этой роскоши, без прислуги, без ежедневных омолаживающих ванн с козьим молоком, без собственного самолета и огромного поместья, содержание которого Марку обходилось в кругленькую сумму. Он знал и другое: что сам бы никогда не допустил, чтобы у его матери опустилась планка жизненного уровня. Поэтому у нее будет все, что было, и даже больше.

– Сын, неужели ты никого не любишь? – спросила Антония.

– Что значит любовь? – спросил он. – Как было у вас с отцом?

– Горе мне горе! Сын в тридцать пять лет спрашивает, что такое любовь! Да это жизнь и смерть в одном флаконе! Это когда думаешь только об одном человеке, хочешь быть с ним двадцать пять часов в сутки, дышать одним воздухом, спать в одной кровати, целовать каждую клеточку его тела! Смотреть и не насмотреться, слушать и не наслушаться! – кричала Антония, возбужденно бегая по гостиной, размахивая руками.

Марк задумчиво следил за ней глазами.

– Знаешь, мам, если это действительно так, то я с уверенностью могу сказать, что я не влюблен. Более того, и никогда не был влюблен.

– А твои юношеские страсти?

– На одну ночь, – ответил Марк, – может, я не способен любить? Ну, это чувство заменено у меня чем-то другим…

– Это очень грустно слышать, сын…

– Прости, что огорчаю тебя!

– Почему на свете не осталось умных женщин? – задала риторический вопрос Антония, женщина невысокая, поджарая, с красивым, благородно состарившимся лицом.

– Почему нет? – переспросил Марк.

– Скольких красивых женщин я видела рядом с тобой, и ни одна не смогла тебя зацепить… Эх, куда делись благородные девицы?!

– Я в этом не виноват! – поднял руки Марко, смеясь.

– Смейся… смейся… может, и на моей улице будет праздник, – глубокомысленно заявила Антония, – клянусь, отолью из золота бюст невестки – женщины, на которой ты женишься!

– Ты только им об этом не говори, а то и так отбоя от желающих нет. – Глаза Марко смеялись и искрились.

– Ах ты, бабник! – покачала головой Антония. – Ладно, принимай душ, а я потом зайду пожелать тебе спокойной ночи.

– Мама, я не маленький, ты сама мне все время об этом напоминаешь.

– Не учи мать! Я соскучилась! – сказала как отрезала Антония и удалилась в свои покои.

Марк лежал на своей огромной кровати и слушал тишину. Иногда ему хотелось все бросить и удрать куда-нибудь, где он будет недоступен и по сотовой связи, и по Интернету, и уж тем более куда не доходят письма. Несколько месяцев его пугала бессонница, он никому об этом не говорил, не хотел расстраивать мать. Антония была единственная женщина, которой он дорожил в своей жизни.