Вторая версия: есть только один маньяк, это — сам Медведев, и он все устроил, включая гильотинирование императоров в ее ванне, и получается, что это он начал экзотическую, прямо-таки изысканную охоту на нее, конкретно на нее, раньше, чем босс положил перед ней нас стол красную папку с его досье. Значит, он должен был знать, что Ай-энд-Ай "заказало" его у Шнайдер Хант… и возможно, даже знал, что Ай-энд-Ай хочет, чтобы им занялась именно хэдхантер Анна Репина, на которую у, типа, гонконгской Ай-энд-Ай тоже есть досье… Все! Туши свет, великая Матрица видит тебя!
Она не закончила партию и потушила свет.
Она перетерпела и не позвонила Ленке в ту ночь.
А на другой день, прямо с утра, ее скрутило. Месячные накатили на три дня раньше срока. Вдруг и сильно. Диагноз — стресс! Тянуло болью, как не тянуло лет так с надцати. Она не подготовилась… Ничего не было с собой — ни анальгетиков, ни прокладок, ни тампонов.
Она помучилась, позлилась на себя — и не выдержала, плюнула на приказ босса не высовывать носа за ограду. Привыкла идти прямо на боль. Запаслась салфетками, вызвала такси, съездила в ближайший торговый центр и накупила всего, что смогла унести. На обратном пути ее сверлила идея не просто переодеться в новое, но и закопать все старое — дорогой костюмчик, блузку, туфли, все-все где-нибудь в ближайшем лесочке… типа, в неглубокой могиле. Пора было сменить стиль.
Пока доехала до VIP-отельчика, обезболивающее тоже доехало до места. Полегчало. В номере она привела себя в порядок, легла на новое белье — перед выездом попросила сменить постель, приплатила — и наконец-то, неожиданно для себя, выполнила другой приказ босса, который до сих пор преступно игнорировала. Расслабилась.
Все постигается в сравнении. Вчерашняя пустота теперь вспоминалась пустотой уже закрытого мусорного бака… А вот теперь наступила настоящая, стерильная Пустота.
И в этой стерильной Пустоте она опознала как данность третью — самую правдоподобную версию. Это ведь и была рабочая версия шефа. Самая простая и правдоподобная. Нет никаких масонов. Нет никого. Был только один факт — ее незаконное проникновение в помещение, а потом и в компьютеры фирмы. Прощения этому тоже нет, но есть оправдание — она ничего не взломала, не украла никакой секретной информации… просто прогулялась по чужой территории, как кошка, которая гуляет сама по себе. Да, нарушила разные кодексы… но не взяла ничего. И был еще один конкретный и самый неприятный факт — выстрел в нее… Но, может, это стрелял даже не Медведев, а охранник пансионата, хотя что это за пансионат, если охранники с внешностью деревенских алкашей сразу стреляют на поражение… Ракетный объект, не иначе! И босс, наверно, сейчас как раз выяснением этого и занимается.
Она стала пытать себя, а что, собственно, она хотела узнать про Медведева, чтобы потом добраться до его подсознания, взломать его, это подсознание, и склонить?.. Куда? Конкретно к головокружительному контракту с Ай-энд-Ай. Что она собиралась отнять у него?.. Не иначе, как эту дорогую для него, потаенную боль, светившуюся таинственным ночным огоньком на дне его взгляда.
И тут — хлоп! Она представила себя в постели с Медведевым… и уже не прилипла, прямо вся съехала в эту картинку… и в один миг захлебнулась в ней, забарахталась, ловя ртом воздух. Что за чертовщина!
На этот раз перекреститься не захотелось. Она лежала на спине, поверх простыни, и воображала себе всякое, чего не воображала лет так с надцати… Она могла легко признаться себе в том, что он сейчас легонько так и ненавязчиво насилует ее, а она просто расслабилась и получает легенькое такое, ненавязчивое удовольствие… Где всегдашний болезненный спазм в низу живота при первой же мысли об? Где тошнота?
Она уже не удивлялась. Если уж удивляться, так удивляться оптом — всему. Тому, что было и что, наверняка будет, тому, где она и как сюда попала. Сил на такой Большой Взрыв удивления уже не откуда было взять.
Она вспоминала покадрово — как он тогда отстраненно, будто с безвредными привидениями, общался с ментами, как вел машину впереди нее, какой отстраненной от мира походкой шел от машины к кафе, в котором она назначила ему встречу, как сидел перед ней с этими своими пуговицами, сам совершенно не похожий на мужчину, подбирающего себе сорочки, как поглядывал на свои стильные часы Panerai, как двигался, словно обтекаемый, герметически совершенный болид, сквозь беседу, которую она ему навязала… наконец, как ходил по своему кабинету в этом умопомрачительном дирижерском фраке, высокий такой… И даже его борода начинала ей нравиться.
Она рванулась вверх, на поверхность воображения, глотнула воздуху и обозвала себя "дурой".
И резко села на постели.