- Ну, не школьный же, е-маё! - ругнулась Ленка, ясно показав, что сеанс будет не фрейдовского психоанализа.
- Да, я помню, - кротко, сдаваясь в сомнамбулы, ответила она. - Помню.
Железный, жутко тяжелый для глаз ящик телефона-автомата во "Внуково"... В двадцати метрах от зоны регистрации. До рейса Москва-Владивосток, до конца света в одной, отдельно взятой столице чуть больше часа. Лотерея. Повезет - не повезет, ответит подруга или не ответит... Сколько там было нужно, чтобы позвонить - два рубля... или десять рублей... какие тогда деньги-то были, вообще? Точно помнится только, что мобильных еще не было. Вернее они были... но как иномарки. Здоровые такие железки Motorol'ы и Erircsson'ы. У нее не было ни мобильника, ни иномарки, время еще не пришло.
Подруга ответила - вот Божий подарок! Она подумала, что, может быть, это намек, сигнал надежды - еще она вернется, еще она родится тут... но только не сейчас.
- Ленка, слушай - и не ори, - спокойным, асфальтовым голосом произнесла она тогда в трубку уже набившую оскомину фразу - начало короткого гамлетовского монолога, который она повторяла всю дорогу до аэропорта.
Монолога, где только про "не быть"...
- ...Я слушала тебя и не орала, ты помнишь?
- Помню. Спасибо, Лен...
Дождь еще был. Затяжной. Текло по стеклянной стене - и смывало со стекла какую-то бетонную постройку, стоявшую напротив... теперь, здесь, в этом времени, очень напоминавшую ей ментовский аквариум в стороне от Ярославки. Аквариум с обезьянником - два в одном. Надо же, зоопарк на выезде!
Она хорошо помнила картинки, но не помнила саму себя в те минуты, когда говорила в трубку аппарата того, уже почти вымершего вида телефонов. Хорошо тогда поработала с собой.
- Дождь был...
- Да, Лен. Я еще подумала- если нас не выпустят... ну, самолет... я останусь... Но я очень не хотела, чтобы дождь кончился.
"В самом деле не хотела?" - вдруг задумалась она. Все, что сейчас вспомнится про себя - придумано тут же, на диванчике, под пледом, в кротко-сомнамбулическом состоянии. У души прошлого нет... И как было в действительности там, в душе, тогда, в тот день, который помнится отчетливей и контрастнее, чем вся прошлая неделя, - это просто очень правдоподобная иллюзия, созданная именно сейчас, под уютным пледом... В ванной, под душем, придумывалось бы по-другому, в других тонах и акцентах. Картинка была бы в других ракурсах... в другом фильтре.
Относительно достоверны в прошлом только рассудочные мотивации. Она улетала во Владивосток - условно "навсегда". Она эвакуировалась. Она полностью меняла жизнь. Москва стала тогда ее личным Чернобылем. Все было брошено и должно было зарасти - детская песочница, школьные парты, домашние вещи... все. Все в одночасье стало смертельно опасным, даже любимые детские игрушки готовы были прикончить ее смертоносным излучением невыносимой правды.
- "Я улетаю навсегда. Не ищи. У меня все в порядке. Все деньги мои. Прости, Ленк. Спасибо, что не орала и вообще. Я позвоню"... В тебе, Ань, тогда грамм двести было, да? Мартини розовый? Угадала?
- Побольше. Я уже доела эту бутылочку. Которая поменьше... Но ты же помнишь, холодно было. И я вообще, ни в одном глазу. Не брало.
- Ну да. Конечно, не брало, как же... Так я тебе и поверила, что ты позвонишь. Я ж тебя знаю... - Ленка вздохнула и помолчала довольно долго, почти полминуты. - Я только убедила себя тогда, что я тебя знаю. И я знаю про тебя только одно - что ты не пропадешь.
- Спасибо, Лен.
- Да завсегда пожалуйста, подруга... Долетела хоть благополучно?
- Да.
- Без задержек?
- Да...
- Ну да, все задержки у тебя тогда раньше кончились...
В сердце кольнуло:
- Лен!
- Нет, ты уж лежи! Говорю я... Ты только отвечаешь "да" или "нет", если спрошу.
- Хорошо.
- Я сказала, "да" или "нет"! - круче завернула гайку подруга.
- Да...
- Знаешь, я тогда чуть не заржала, - продолжила Ленка, как своя, близкая, а не Фрейд. - Сквозь слезы... А если честно, я заржала потом. Ты прикинь, подруга: прямо, как в той песне про войну - "Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону". Этот козел - в Питер, эта с разбитым сердцем... и с абортом - во Владик.
Она оказалась в ледяном гробу. Провалилась - и оказалась. Дышать стало нечем.
- Лен!
Ленка начеку - сцапала ее ступни под пледом, принялась мять. Дыхание открылось, гроб растаял... даже струйки холода от ледышек, стекавшие с плеч, она еще чувствовала с минуту.
- Лен! Откуда ты узнала тогда?! Кто тебе тогда сказал?
- Знаешь, Нюрка, ты меня всегда считала дурой... Вот скажи честно.
- Лен, прости...
Сегодня - единственный день, когда она была готова признать все, что было правдой.
- Я сказала, "да" или "нет"!
- ...Да
- Ну, хорошо, если не дурой, то простушкой... хорошенькой такой, верной подружкой, в которую можно слить, а можно и не слить...
Теперь уже казалось, не она, а это Ленка ее позвала, чтобы раскрыть свою душу и вывалить жизнь. Теперь уже ясно стало, а не казалось, что Ленка всегда была умнее ее и на самом деле никогда не прикидывалась дурочкой, а она этого не замечала.