Шаровая молния 2

Пожалуй, расщедрятся. Ещё 10 мая Рудольф Гесс улетел к ним на переговоры с предложением заключить мир и объединить усилия в борьбе против Советского Союза. И, судя по неизменной риторике британских политиков, в этой истории у него или Гитлера, его пославшего, для этого не нашлось более убедительных аргументов, чем «в прошлый раз». А тут ещё и руководство СССР сделало первый шаг к будущим союзническим отношениям.

Выступления Сталина перед выпускниками военных училищ Николай не слышал. И текст этого выступления, как и в другой истории, не публиковался. Возможно, где-то у кого-то имеется стенограмма, но Демьянова никто с ней не знакомил. Но нет никаких оснований считать, что Иосиф Виссарионович нёс какой-нибудь миролюбивый бред про «русский с нацистом — браться навек». А если вспомнить его обращение к лауреатам «закрытой части» Сталинской премии, то можно предположить, что ещё и постарался настроить юных красных командиров на упорное сопротивление «возможной агрессии со стороны империалистов и их прислужников».

Впрочем, упомянутый бред про «нерушимую дружбу с Германией» и «наезды» на англичан перестали публиковаться и в советских газетах. Основная линия, которую они проводят в публикациях, сводится к формуле: ситуация в Европе и мире очень напряжённая, Советский Союз придерживается нейтральной позиции в развязавшейся мировой бойне, но Рабоче-Крестьянская Красная Армия и РККФ, в случае нападения на первое в мире государство рабочих и крестьян, должны готовиться дать отпор любому агрессору. А весь советский народ — встать на защиту Социалистического Отечества.

34

Попытка вербовки выглядела смешно. Может быть, ещё и потому, что о её возможности Демьянова предупредили заранее.

Капитан госбезопасности, находящийся в кабинете Румянцева, начал издалека.

— Товарищ Демьянов, не замечали ли вы во время своей командировки в Сталинград интереса к вам со стороны лиц, не связанных с выполнением задач, решаемых в ней?

— Товарищ Сафронов, позвольте задач встречный вопрос: вы знакомились с моим отчётом о той командировке? В нём я подробно описал всё, что вас интересует. Что-то новое к этому добавить не могу.

— Хорошо, я вас понял. А каких-либо новых контактов с людьми, с которыми вы общались в Сталинграде, у вас не было? Ну, или попыток вступить с вами в контакт, ссылаясь на ваших сталинградских знакомых?

— Вам и это должно быть знакомо: в моих отчётах я подробно писал о делах, связанных с Клавдией Рыжовой. Могу ответственно заявить, что никого больше из людей, с которыми виделся в Сталинграде, я не встречал. И, соответственно, дел с ними не имел. Вас интересует Рыжова?

— Не совсем, — мотнул головой капитан. — Вам знакома фамилия Штольц?

— А, вон оно что! Фамилия знакома, и об обстоятельствах, при которых я узнал о существовании этого человека, я тоже написал в отчёте. Но лично с ним никогда не встречался и дел не имел.

— Это очень хорошо. Дело в том, что у нас появились новые сведения о контактах Штольца здесь, в Москве, — наконец-то перешёл к конкретике «гэбист». — По нашим сведениям, Штольц завербован германской разведкой, и в своё последний приезд в Москву встречался с… одним из немецких разведчиков, действующих под прикрытием дипломатического статуса. Во время этой встречи Штольц передал этому дипломату некоторые документы, компрометирующие вас.

— Интересно, — засмеялся Николай. — Что же такое я мог совершить, о чём не знаю я, но знает Штольц?

— А вы подумайте…

Грехов, совершённых во время той командировки, за Николаем точно не числилось. «Медовой ловушки» он благополучно избежал, лишнего не болтал, пьяных дебошей не устраивал. На танцульки сходил? Так там всё происходило совершенно невинно, даже никого по попке во время танца не погладил…

— Извините, товарищ Сафронов, но ничего в голову не приходит. Может, подскажете, о чём речь?

— К сожалению, не могу. Поэтому и обратился к вам, чтобы узнать, чем бы вас могли шантажировать.

— А могут?

— Думаем, попытаются. Поэтому и предупреждаем, чтобы вы не пороли горячку, а немедленно сообщили о такой попытке.

Аркадий Шварц, вдохновлённый первомайским успехом, жаждал повторения триумфа студенческого коллектива. Поэтому в его курчавой головушке родилась идея повторить выступление при большом скоплении народа.

— Я уже всё придумал, — объявил он, созвонившись с Демьяновым. — Мы будем выступать в парке имени Горького в ночь на 22 июня.

У Николая от этой новости ёкнуло сердце, и он лишь силой воли подавил зародившийся в груди стон.

— Накануне в московских школах проходят выпускные балы, и бывшие школьники всю ночь гуляют по городу. Многие отправляются именно в Парк Горького. Представляете? Они туда приходят, а там на площадке неподалёку от входа — мы! С вашими песнями.

— Аркадий, я уже вам говорил: нет никаких моих песен. Есть песни Аркадия Шварца, Клавдии Рыжовой, Никиты Слободчикова. Да хоть у каждого из вас будет авторство музыки или стихов, но моё имя упоминать не следует.