Шарманка Сатаны

Иван Андреич(обиженно). Ну этак можно про все сказать. Да это и неважно, это я между прочим изобретал. А главное мое изобретение – это кинематограф. Хочу кинематограф изобрести.

Арданова. Господи, да ведь он уже давно изобретен.

Иван Андреич(ядовито). Так что же из этого? То ихний кинематограф, а то будет мой. Еще неизвестно, чей окажется лучше.

Арданова(Илюшечке). Илья Ильич, садитесь к нам сюда, вам там одному скучно.

Илюшечка(испуганно). Нет, нет, что вы, Лизавета Алексеевна. Мне ужасно, ужасно весело.

Ворохлов. Оставьте его, барынька. Ишь, ему весело. (Задумчиво.) Не везет мне в сынах.

Арданов(Долгову). А вы на этот раз надолго в наши края, Андрей Николаевич?

Долгов. Да, вероятно, до осени. Мне тут нравится, да и дела кое-какие.

Входит Серафима.

Серафима(свистящим шепотом Ардановой). Карточные столы в кабинете приготовлены.

Арданова. Хорошо, хорошо.

Серафима уходит.

Долгов. А это что за тип?

Арданов. Это Серафима Ананьевна г-жа Светоносова, домоправительница и мажордом. Совершенно крепостная душа.

Ворохлова. Ну уж где там. Разве теперь такие преданные бывают, как в крепостное время. Теперь ни за грош господ своих за продукты продадут и выдадут.

Долгов. Вот это-то именно и есть крепостная душа: она и преданная, она и предательница.

Ворохлова. Ну уж это вы, батюшка, так только по-ученому путаете.

Ворохлов(Иван Андреичу). Там против вас, кажется, большой пустырь есть? Так вот я этот самый пустырь купить хочу. Цементный завод строить.

Ворохлова. Господи, Твоя воля. И все-то ему надо, и все-то ему надо. И на что ему все это?

Иван Андреич. Пустырь есть. Большое место.

Ворохлова. И на что ему все это? Своего девать некуда.

Ворохлов. Молчи. Прынт такой. Стало быть, и надо. (Долгову.) Вы чего смеетесь?

Долгов(серьезно). Нет, я не смеюсь. Я просто только с большим интересом и удовольствием слушаю вас. Именно с большим интересом и удовольствием. (Садится.) Я ведь с детства помню, когда еще мой отец здесь предводителем был.

Ворохлов. Как же, как же, Николай Петровича очень помню. Растатырлив больно был, все просадил, а умный был человек.

Долгов. Вот теперь я здесь. С детства не был. Думал прямо, не узнаю своего старого гнезда. Действительно – телефоны и электричество, и железная дорога. Перемен много. Но чем больше смотрю, тем больше узнаю свое родное, незабытое. Помните, Федосья Карповна была, почтмейстерша? Наверное, Илья Иваныч помнит. Говорят, умерла. Я уж жалел, что не увижу. Очень был интересный тип. А потом смотрю, – тут мелькнуло, там мелькнуло… Здравствуйте, дорогая Федосья Карповна. Поздравляю вас с бессмертием.

Ворохлова. Ой, что вы, батюшка, страсти какие. Чудит вам, что ли?

Долгов. И все живо и все живы. И все нетленно и все бессмертны. Ну не радость ли это?

Полина. Се-т-афре. Это у вас просто нервное.

Ворохлова. Теперь от нервов, говорят, очень морковь помогает. Прямо натрут морковь на терке и нервы помажут. (Ардановой.) Вы чего на меня смотрите? Тоже ведь не зря ума, а который, значит, нерв расстроивши, тот и мажут.

Арданов. Говорят, у нас Тройков хороший доктор был.

Иван Андреич. Он мою тещу от смерти спас.

Ворохлов. Был да весь вышел. Спился. Теперь и рецепту написать не может. Фершал за него пишет. А поделом. Не пялься. С каким форсом приехал. (Передразнивая.) Да что вы. Да как вы живете. Да то, да се, да воскресные школы, да союзы, да демократы, да рабочих страхуй. (Злобно.) Ничего. Прищемили хвост. Думал, к дуракам попал. Покрепче твоей спринцовки сила есть. Раз тебя по карману. Раз тебя по чести. Вот тебе наука, вот тебе демократы. Получай. Ха-ха. Что, навоевался? Кишка тонка. Сиди, не вякни. А фершал за тебя пусть рецепты пишет.

Арданова(помолчав). Вот вы какой, Илья Иваныч. Сами говорите, что он доктор был хороший, так чего же вы радуетесь, что человек погиб?

Ворохлов. Не лезь противу прынту. Болтай фалдами там у себя, в Москве, али где. Может, там тебя и будут слушать.

Долгов. Почему же вы так на него обиделись, Илья Иваныч? Ведь вашему делу от воскресных школ никакого бы убытку не было.

Ворохлов. Эк хватил. Мне от евонных идей ни от одной убытку быть не могло. Я и ни фабрикант и ни что. Мое дело хлебное. У меня расшивы, да техвинки, меня фабричное дело не касается.

Долгов. Так чего же вы?

Ворохлов. А вот как. Вот не хочу. Прынт, значит. И не лезь. И спорить со мной не советую.

Ворохлова начинает всем испуганно мигать – бросьте, мол, не раздражайте.

Арданов. Ну конечно… собственно говоря, прынцып… Конечно.