Шарлотта Исабель Хансен

— Я пить хочу, где моя комната, папа?!

Ее комната?

Ярле вздохнул. Он снял туфли, повесил куртку в прихожей и пошел к ней. «Надо ей как-то постараться объяснить, что к чему, — думал он. — Надо ей объяснить немножечко, что я за человек, как я живу. Она наверняка привыкла жить в большом доме, где все устроено так, чтобы детям было удобно». Он сел на диван рядом со скачущей девочкой и почувствовал, как сотрясаются диванные подушки, открыл было рот, чтобы приступить к разъяснению, но его прервала Шарлотта Исабель:

— Папа! А почему у тебя волос нет? Ты такой старый? А ты на вид не такой старый. А почему у тебя выпали волосы? У моего дедушки тоже выпали волосы. А, папа?

Диван ходил ходуном.

— Нет, не поэтому, у меня не выпали, — начал он, — я так… их постриг.

— Ты их постриг так? А почему? А можно я потрогаю? — Девочка осторожно протянула руку к его бритому черепу и тут же отдернула. — Фу! Противно как!

Она снова запрыгала, и диван под ним заходил ходуном, а Ярле подумал: «Мне действительно придется объяснить ей, что к чему. Так дело не пойдет. Она должна хоть немного понять мой мир, это явно необходимо, чтобы мы с ней хоть как-то могли сосуществовать. А если не поймет, то…» Он набрал в легкие воздуху и повернулся к ней.

— Шарлотта, — начал он, но девчушка скакала, да и только. — Лотта… — Он повысил голос: — Лотта! Послушай меня. Это… — Он посмотрел на нее.

— А? А чего?

Что же он такое может сказать?

Что он студент? Что он читает книги по семиотике и изучает французские имена собственные? Что он живет иной жизнью, чем ее мать и отец? Что на него, как студента-дипломника, возложены определенные обязательства, что ему нужно готовиться к коллоквиумам, что ему необходимо прочесть несколько тысяч страниц, что это требует определенной концентрации внимания, более того, это требует, чтобы он отключился от окружающего, будучи студентом-дипломником, занимающимся ономастикой Пруста, и что она, когда вырастет, сможет, наверное, гордиться своим папой и с пониманием к нему отнесется?

Девчушка скакала по дивану туда-сюда. Она захлебывалась смехом и показывала ему промежуток между передними зубами, пайетки на груди блестели, светлые волосы летали вокруг головы, и вдруг, без какого-либо перехода, с ничего, она начала танцевать своим маленьким тельцем, бедрышки радостно завертелись, и она запела:

— I’m a Barbie Girl in a Barbie World, come on, Barbie, let’s go party![7] — потом заулыбалась, запрыгала еще выше и еще быстрее и крикнула: — Эй! Иди попрыгай со мной, а, папа!

У Ярле открылся рот.

I’m a Barbie Girl?

In a Barbie World?

Многовато впечатлений за один раз.

Он поднялся. Он вышел на кухню.

Квартиру заполнял ее голос — высокий и тоненький певческий голос.

Целую неделю. Целую неделю вот с этим.

Он обеими руками оперся о кухонный стол, опустил голову и тяжело вдохнул. Потом выдохнул.

«О’кей, — сказал он себе. — О’кей. Ладно. Только спокойно. Только спокойно, Ярле. Все будет хорошо.

Barbie Girl. Все будет хорошо. Просто она ребенок.

Она, кажется, пить хотела? Начнем с этого. Barbie Girl? Нужно ее успокоить. Она экзальтированна. Для нее оказалось многовато впечатлений. Она летела одна. Этот день для нее совершенно особенный. Она в первый раз встречается со своим отцом. Своим папой. Как бы то ни было. Ей нужно переварить эти впечатления. Ей нужно… вот именно, поотряхнуть их с себя, так сказать. Она ведь любит танцевать — так писала ее мать. Это заметно. Barbie Girl. Дети не умеют размышлять так, как мы, взрослые. Так что они впитывают впечатления иным образом, например… да вот, прыгая, и танцуя, и распевая. Или смеясь. К примеру. Но она же хотела чего-нибудь попить, — подумал он и открыл холодильник. — Вот с этого и начнем. Воды. Воды? А пьют дети воду? Как-то это слишком по-взрослому, — подумал он и спохватился, что нужно было купить соку. — Ну конечно же, сок — вот детский напиток, образцовый детский напиток». Но сока у него не было, так что он открыл холодильник и налил в стакан кока-колы.

Тут он услышал из гостиной вопль — пронзительный девчоночий вопль. Он подпрыгнул, тело дернулось, как оно никогда раньше не дергалось, — от страха, беспомощного страха. «Может, у меня там валялся нож, а она хотела поиграть, будто это игрушечный микрофон, и порезала губы? Или она упала и ударилась виском об острую кромку стола? Неужели всего через несколько минут после того, как она вошла в мой дом, придется подключать инспекцию по делам несовершеннолетних? Да, пусть придут и убедятся, что я для этого абсолютно не гожусь!»

Ярле, исполненный ужаса, добежал до комнаты в несколько скачков и там увидел свою дочь. Она стояла на столе, с выражением крайнего испуга на лице.

— Но, Лотта! Что случилось? Скажи папе! Что случилось?

Он быстро подошел к ней. Схватил ее за руки выше локтя, крепко стиснул.

— Лотта, Лотта, Лотта, что случилось? Ты не поранилась? Вот, держи, выпей немножко колы! Что случилось? Скажи папе, скажи, что случилось!