Шарф Айседоры

Усилием воли сдерживая порыв, чтобы не стянуть с ее курносого носика дурацкий аксессуар и не выкинуть его в мусорку, Трофимов медленно выпрямился и сосредоточился на своих ботинках, вокруг которых растекалась грязная лужица. Вроде он вытер ноги, когда в офис вошел, но все равно снег с собой на подошвах притащил в помещение. Да, зима выдалась снежная, хрусткая, с синим отливом, не то что в прошлом году, когда по улицам можно было смело шастать в демисезонных чоботах, без шапки, в легкой куртке. По привычке он и этой зимой так ходил, пока мама его не осчастливила и не купила ему ботиночки на толстой подошве, на меху, чтобы ноги не мерзли. Ноги действительно не мерзли, но ботинки были настолько чудовищными, что смотреть на них без отвращения Трофимов не мог. Веня долго не решался их надеть, врал маме по телефону, что лучшей обувки в мире нет и он просто в восторге от подарка. Расстраивать маман не хотелось, но надо же такому случиться, что именно сегодня он собрался заехать к родителям после работы и с утра напялил этих уродов на ноги. Саламандр– классик! Мечта советского человека. Мамулю, понимаете ли, ностальгия по временам ушедшим замучила, а он теперь вынужден таскать эту ностальгию на своих ластах. Трофимом оторвался от созерцания шедевра немецких дизайнеров и продолжил беседу.

– Инна, почему вы именно Тамаре Лисицыной звонили? Минасяна с Лисицыной что-то личное связывало? – спросил он, отметив, что отчество отпочковалось и отвалилось от имени менеджера, а мозг теперь буксует на другом моменте, усиленно пытаясь идентифицировать запах, который он снова «услышал», когда приблизился к девушке.

– Она у нас работала, продавцом. Потом уволилась, по собственному желанию, – на последних словах Инна сделала акцент и отвела глаза, разглядывая зимний пейзаж за окном. Врет, решил Трофимов, вспомнил, где слышал запах и побледнел. В храме он этот запах слышал: двоюродная сестра решила дочку окрестить, он на крещении племянницы присутствовал, неловко было не поехать, хотя к подобным таинствам относился скептически – от менеджера по персоналу пахло ладаном! Трофимов непроизвольно поежился: к нечистой силе он никакого отношения не имел, но ему захотелось убежать из салона как можно быстрее. Что можно ожидать от дамы, от которой ладаном несет? Ничего хорошего. Впрочем, и от других дам ничего хорошего Трофимов не ожидал.

Инна сняла очки, но в этот раз Вене страстно захотелось их напялить на курносый носик обратно, чтобы прохладный аквамарин ее глаз не разрушал его мозги. – Да, я ей позвонила, потому что у Тамары роман с Левоном был, – продолжила объяснения Инна. – Я подумала, мало ли, вдруг они помирились и общаются? Оказалось, что зря. Зря позвонила, нагрубила мне Тамара. Но я на нее не в обиде. Понимаю, что тяжело ей вспоминать прошлое.

– По какой причине они расстались, вы в курсе?

– С самого начала всем ясно было, что Левон просто так с ней встречается, без перспективы. Не пара они были. Томочка хоть и симпатичная девочка, но очень уж простая. Я не сноб, но разница в воспитании ощущалась. Тамара из неблагополучной неполной семьи, по характеру резковатая, вспыльчивая, могла клиенту нагрубить, как базарная баба. Левон – из обеспеченной интеллигентной семьи. Насколько я знаю, родители его не последними людьми в Ереване были, кажется, с наукой были связаны. Левон по их стопам пошел, учеба для него не на последнем месте. Я все понимала, поэтому без проблем его отпускала, когда было необходимо. Жалела его. Он ведь совсем один. Родители разбились на машине. Левон в Москву уехал, думаю, от воспоминаний трагических сбежал. Только ведь от горя не сбежишь. У него в глазах печаль всегда такая собачья… сколько лет прошло, а он, видно, так и не оправился. Тамара его тоже жалела, а Левон жалел Тамару.

– Почему?

– Как почему? Я же объяснила: Тома – хорошая девушка.

– Вы тоже хорошая девушка, но мне и в голову не придет вас жалеть, – улыбнулся Трофимов.

Инна нахмурилась.

– При чем тут я? Я в вас не влюблена, как кошка, и в штаны к вам не лезу, – парировала она довольно жестко, поставив Венечку на место.

– Выходит, что, если бы вы влюбились и полезли ко мне в штаны, то я обязан был бы вас пожалеть? – не удержался Трофимов.

– Мы о Минасяне говорим, – сдвинула бумаги со стола Инна, ее лицо заполыхало не то от гнева, не то от смущения. – А в вас я никогда не влюблюсь. Вы не в моем вкусе.

– Я понял, что в вашем вкусе – Минасян, который подозревается в убийстве. К слову, вы тоже.

– Что – я тоже?

– Не в моем вкусе, – буркнул Венечка. Он ожидал какой угодно реакции, вспышки гнева, бурной отповеди, растерянности, но Инна вместо этого захлопала аквамариновыми глазами, расплакалась и выбежала из кабинета вон, громко хлопнув дверью.