— Вы — да. Но, боюсь, милорд такого никогда не поймет, — проворчала Даниэль. — Он может оценить мои чувства, но не выражения.
Шевалье молчал, не зная, что ответить. Но Даниэль уже взяла себя в руки:
— Хорошо. Мы должны вместе поехать к этой скотине. Я имею в виду домовладельца. Думаю, нам удастся его заставить или уговорить отказаться от такого бесчеловечного шага. По крайней мере, на время беременности матери семейства. А потом, если они не будут возражать против жизни в провинции, я поселю их всех где-нибудь у нас в Дейнсбери.
— Но как к этому отнесется ваш супруг, графиня? — с сомнением спросил шевалье.
Даниэль в ответ досадливо махнула рукой. Она была твердо уверена, что Линтон не станет возражать против появления в его владениях несчастной семьи французских беженцев.
— Едемте, шевалье. У вас есть экипаж?
— Я крайне благодарен вам, графиня, за готовность помочь. Но… вы не хотели бы переодеться?
Даниэль рассмеялась. Причем так громко, что ее смех услышал поднимавшийся по лестнице граф. Джастин тут же заключил, что шевалье д'Эврон оказался для его супруги куда более приятным собеседником, нежели он думал. Но Линтон все же не стал заходить в гостиную Даниэль, а прошел прямо к себе. Ему надо было срочно переодеться: сменить официальный костюм, в котором он утром нанес визит матушке, на бриджи, охотничью куртку и высокие сапоги для верховой езды. Граф хотел днем прокатиться вместе с женой верхом по Гайд-парку, это успокоило бы любителей почесать языки, которые стали, как опасалась вдовствующая графиня Линтон, невольными свидетелями утренней верховой прогулки его супруги.
— Я мигом переоденусь, — бросила Даниэль через плечо д'Эврону. — Подождите пару минут!
И она побежала к себе в спальню…
Двух минут на переодевание, естественно, не хватило. Как и у любой женщины, этот процесс растянулся хорошо если на четверть часа. И когда Даниэль выскочила из бывшей Голубой комнаты, она сразу же налетела на своего супруга.
— Куда вы так спешите, детка? — засмеялся граф. — И в таком наряде!
Действительно, Даниэль надела свой любимый дорожный костюм из темно-зеленого бархата с закрывавшим всю шею кружевным жабо. На руках были кожаные перчатки, на ногах — сапоги для верховой езды, а на голове красовалась кокетливая треугольная шляпка.
— Я должна поехать кое-куда вместе с шевалье д'Эвроном, милорд. В его экипаже.
— Но на вас сапоги для верховой езды.
— Ах, на других моих сапожках раскачались каблуки, — тут же сымпровизировала Даниэль. — К тому же эти значительно удобнее.
— Но я хотел сегодня покататься с вами верхом, мадам.
— Предлагаете мне скачки наперегонки?
— Ну уж нет! Поедем очень медленно и чинно. Надо будет прилично одеться. И когда вы появитесь в Гайд-парке в строгом наряде и в сопровождении законного мужа, кое-кто, возможно, забудет скачущего с бешеной скоростью и вызывающе одетого сорванца, которого видели вчера на рассвете.
— Не думаю, что это доставит мне удовольствие, сэр.
— А поездка в экипаже с шевалье — доставит?
Даниэль нахмурилась и насмешливо скривила губы:
— Пока не знаю, милорд. Будет видно.
Линтон шутливо стукнул ее стеком по мягкому месту. Даниэль притворно взвизгнула, прошмыгнула мимо мужа и, обернувшись, показала ему язык. Потом, шелестя юбками, добежала до двери своей гостиной и скрылась за ней.
Линтон покачал головой и грустно улыбнулся. Формально у него не было никаких причин возражать против поездки Даниэль с этим д'Эвроном. Несмотря на свое французское происхождение, шевалье пользовался в обществе уважением и был принят во всех лучших домах. Его считали очень спокойным, трезвомыслящим, терпимым к чужим недостаткам человеком и не слишком большим любителем светских развлечений. Короче говоря, шевалье д'Эврон был вполне благоразумным и приличным спутником для молодой женщины.
Но тогда почему Джастин вдруг почувствовал себя неуютно? Конечно, как они тогда говорили с Уильямом Питтом, Даниэль относилась к категории женщин, которых надо держать в узде, но так, чтобы они этого не замечали. Подобным образом Линтон и вел себя по отношению к жене, «натягивая вожжи» только при крайней необходимости, когда не оставалось выбора. Он рассчитывал, что через год-другой Даниэль окончательно освоится в обществе, остепенится, став матерью, и тогда сможет контролировать себя уже без его помощи.
Последнее соображение заставило Линтона нахмуриться. Он отнюдь не хотел, чтобы его подопечная слишком рано стала самостоятельной. В детстве Даниэль была лишена не только обычных в таком возрасте игр, но и столь необходимого ощущения защищенности. Сейчас она имела возможность в какой-то мере наверстать упущенное. Почему бы этим не воспользоваться?
Но одновременно Джастину казалось странным, что его жена до сих пор не забеременела. Он думал, что виной тому ее молодость, ведь Даниэль только что минуло восемнадцать лет. Возможно, ее тело еще не готово к материнству. Так что времени впереди еще достаточно, и можно пока не забивать себе голову мыслями об устройстве в доме детской комнаты.