Шарада мертвеца

– Бросьте! – отрезал тот. – Вы ею никогда не пользовались… фитиль обгоревший, а ножниц для него у вас нет. Небось нашли на помойке… Думаю, вы привыкли работать в темноте и притащили лампу только затем, чтобы хозяйка не заподозрила в вас лунатика.

Художник чуть не поперхнулся: «Вот наблюдательный черт!..»

Он стих, поджал плечи и безропотно уселся на указанное ему место в экипаже. Когда карета тронулась в сторону Исаакиевского моста, де Конн несколько потеплел.

– До конца года я предоставлю вам покои в собственном доме, с двумя комнатами и спальней, – начал он, – приведете себя в порядок, обживетесь, подлечитесь. Исходя из затрат графа на ваше обучение в Академии художеств, вы должны обладать немалым дарованием… Думаю подыскать вам сносную работу. Если мне придется по вкусу ваш талант, дам вольную.

Золотов промолчал. Не от нежелания говорить. Он впервые в жизни сидел в четырехоконном экипаже с медвежьими шкурами и подогретыми сидениями! Он смущался от собственного вида, не знал куда деть руки и, поглядывая на мольберт, растерянно потирал ладони, разминая тонкие узловатые пальцы.

– Я вижу, вас били по рукам, – вдруг произнес маркиз. – За что?

– Хых, – Золотов растянул потрескавшиеся губы в подобие улыбки, – неувязочка вышла-с… непонимание… ослушался я по цене. Думал, мне пять рублей за портретик хотели оплатить, а оказалось медный полтинник.

Художник добродушно рассмеялся. Маркиз ухмыльнулся. Ему начинал нравиться этот не по годам покрытый сединой и морщинами человек.

Набитый холстами и бумагой мольберт неудачливого художника недолго покоился без внимания. Как только Золотова привезли на Фонтанку, де Конн разложил холсты на полу своей приемной. Ванна, цирюльник, завтрак, и художник, уже приодетый и приглаженный, сгорбленно возвышался над своими работами. Рисунки угольной ретушью, слегка подправленные пером: мужчины, попивающие чай, женщины с собачками, пара старушек в импозантных платьях конца восемнадцатого века.