Шарада

Алекс все еще испытывал удивление, когда его узнавали читатели, хотя, надо признать, это случалось не так уж и часто. Его первый роман, изданный в твердом переплете год назад, имел средний коммерческий успех.

Но, когда вышло издание в мягкой обложке, благожелательные устные отзывы и рекламные усилия его издателя достигли цели. Теперь его книга стояла в нескольких списках бестселлеров и рассматривалась в Голливуде как возможная основа для телефильма. Читающая публика с нетерпением ждала романа номер два, который должен был выйти из печати в следующем месяце.

За третий роман его агент потребовал огромный аванс, который, тем не менее, издатель безропотно выплатил. Книга была с энтузиазмом воспринята его редактором и вызвала фурор в издательстве. Была создана умопомрачительная обложка, и еще до выхода романа в свет намечались планы широкой рекламной кампании.

Но, несмотря на весь свой недавний успех в издательском мире, Алексу Пирсу было еще далеко до того, чтобы его знали в каждом доме. Он все еще был неизвестен тем, кто вообще ничего не читал, и тем, чьи вкусы лежали вне избранного им жанра.

Его криминальные романы повествовали о женщинах и мужчинах, оказавшихся в опасной, иногда жестокой ситуации. Его персонажами были боссы наркобизнеса и хозяева трущоб, сутенеры и проститутки, члены различных банд и наемные убийцы, ростовщики и отравители, насильники, воры, рэкетиры, платные осведомители – словом, отбросы общества. Героями были полицейские, имевшие с ними дело и зачастую преступавшие закон во имя справедливости. В его сюжетах границы между добром и злом были столь тонкими, что их не всегда можно было распознать.

У каждого из его произведений была крутая внешняя оболочка и еще более крутая сердцевина. Чувствовался лишенный всякой сентиментальности взгляд и луженый желудок. Алекс не щадил нервы своих читателей, вкладывая в повествование и диалоги столько реализма, сколько было возможно.

Хотя никакие слова в английском языке не могут адекватно передать весь ужас убийства, он пытался запечатлеть на бумаге зрительные образы, звуки и запахи тех жестокостей, которые один человек мог причинить другому, а также психологию, лежащую в основе таких преступлений.

Используя яркие разговорные выражения, язык улиц, он с той же графической четкостью описывал эротические эпизоды. В его книгах ощущалась некая взрывная сила, они не предназначались ни для брезгливых, ни для чувствительных, ни для утонченных, ни для привередливых, ни для благонравных ханжей.

Невзирая на нарочитую, жесткость сюжета и стиля, в его произведениях слышалось, по выражению одного из критиков, «…биение сердца. Пирс обладает поистине сверхъестественным умением проникать в самые глубины человеческого опыта. Он режет до костей, тем самым обнажая душу».

Алекс скептически относился к похвалам в свой адрес.

Он боялся, что эти первые три книги были не более чем счастливой случайностью, и ежедневно подвергал свой талант сомнению. Он был вовсе не так хорош, как хотелось бы, и пришел к неутешительному выводу, что писательский труд и успех – что бы автор ни вкладывал в это понятие – это вещи, весьма далекие друг от друга.

Несмотря на его неуверенность в себе, преданная Пирсу читательская аудитория росла с каждым днем. Его издатель считал молодого писателя восходящей звездой, но Алекс не позволял, чтобы похвала ударила ему в голову. Он не верил славе. Было время, когда он находился в центре внимания средств массовой информации, и это оказался самый бурный период в его жизни. И, хотя ему очень хотелось преуспеть как писателю, его вполне устраивала безвестность. Известности он уже нахлебался и был сыт ею по горло.

***

Алекс забрался в свой спортивный автомобиль и через несколько минут уже мчался на большой скорости по автостраде, поскольку принадлежал к числу столь же бесстрашных, сколь и первоклассных водителей. Окно он держал открытым, что позволяло ему вслушиваться в шум транспорта, наслаждаться ощущением ветра в волосах и даже чувствовать всепроникающий запах выхлопных газов.

Он упивался этими простыми ощущениями, не переставая удивляться тому богатству чувств, которые стал вызывать в нем окружающий мир, как только его ощущения перестали притупляться алкоголем.

Алекс покончил с привычкой пить, добровольно пройдя курс лечения в наркологической больнице. После нескольких недель кромешного ада он вышел оттуда страшно худым, бледным, трясущимся, но трезвым как стеклышко. И сохранял трезвость вот уже более двух лет.

Какому бы давлению он ни стал подвергаться в будущем, Алекс был твердо намерен больше не прибегать к помощи алкоголя. Случавшиеся с ним приступы потери памяти напугали его до смерти.

Он приехал в свою квартиру, но это не было похоже на возвращение домой. По-спартански обставленные комнаты были завалены упаковочными ящиками. Его исследования требовали часто менять местонахождение, периодически останавливаясь в той или иной местности. Не было никакого смысла вить гнездо. В сущности, он уже все подготовил, чтобы снова отправиться в путь.