Шапка Мономаха

Так же молча Лебедник привел десятника на задворки кельи и рукой махнул на бочку, доверху полную соли.

– Это все?

– У меня есть только эта старая бочка, – отозвался чернец, – да и та взята у келаря. А амбаров для хранения добра у меня нет.

– Как же говорят, что ты эту соль раздаешь всему Киеву? – не верил десятник. – Твоей бочки на два дома едва хватит. Не то что на улицу. Показывай, где еще держишь соль!

– Из этой бочки черпаю кому сколько нужно, – упорствовал монах. – Господь так устроил – чем больше черпаю, тем больше ее становится. Не знаю, чего ты хочешь от меня, служивый.

– Хочу по воле князя забрать у тебя всю соль.

Десятник велел отрокам звать холопов и грузить соль в телеги. Ждавшие своего череда простолюдины заволновались, загомонили.

– Цыц! – прикрикнул на них десятник.

– Пошто хочешь взять силой, – не выказав беспокойства, спросил Прохор, – то, что даю людям даром?

Кметь сунул ему под нос здоровенный кулак.

– Порассуждай еще, ветошь драная.

Прохор отступил и тихо ушел в келью. Холопы под злое гудение черни ведрами ополовинили бочку, ссыпали соль на телегу. На вторую с натугой взгромоздили саму бочку. Третья телега оказалась лишней.

– Горькой будет князю эта соль, – сказал кто-то из чернецов, укоризненно провожавших отроков с обозом за монастырские ворота.

– Если утаили хоть сколько, – крикнул на прощанье десятник, – вернемся и разорим все амбары!

Простолюдины со стонами и жалобами рвались в келью Прохора.

– Отче, отче! Нет ли у тебя еще соли?! Погибнем без нее, отче!

– Разве с пустым руками нас отпустишь?

Какая-то баба села прямо в пыль на земле и завыла:

– Ой-ёй! Проклят буди, кто ограбил чернеца!..

Лебедник вышел из кельи.

– Не реви, баба, – строго внушил он ей, – и не кляни ни князя, ни людей его. Не слышали вы разве слова Господни? – обратился он ко всем. – Не злословь начальствующего в народе твоем! Так сказано в святом Писании. А вы что думаете – мятежом себе правду и имение добыть?

– Писанием чрева не насытишь, блаженный отче, – сумрачно отозвалось простонародье.

– Зато Господь вас насытит. Ступайте с Богом, милые, – смягчился монах и предрек: – Через три дня с княжьего двора выбросят эту соль. А вы тогда пойдите и разберите ее.

Вскоре как обоз с солью прогрохотал по брусчатой мостовой Бабина торга, княжий тиун доложил Святополку Изяславичу о прибытии добра. Спросил также, как поступить с ним. Князь, отложив дела и взяв наличных советных мужей, пошел осмотреть товар.

Холопы скинули с груза на первой телеге покрывавшую холстину. Взорам открылась гора грязно-серого цвета, вовсе на соль не похожая. Походив вокруг телеги, князь промолвил:

– Это что ж такое? – сквозь задумчивость в его вопросе пробивался нарождающийся гнев.

Десятник, отбиравший соль у монаха, в недоумии тер затылок.

– Запылилась по дороге, что ли, – промямлил он, не ведая, как объяснить перемену цвета солью.

– Ослеп, дурень, или обвести меня захотел?! – запылал Святополк. – Говори, куда монастырскую соль подевал!

– Да она это, – струхнул дружинник и попятился. – Отроки подтвердят. Что у чернеца взяли, то и привезли. У холопов спроси, князь, они соль грузили.

Отроки, заслышав замятню у обоза, собрались вокруг поглазеть. Кто ездил в монастырь засвидетельствовали правдивость десятника. Холопы опрокинули на телегу бочку – в ней оказался тот же прах.

– Ты куда смотрел, огузок? – сердито подступил к десятнику боярин Славята Нежатич, взяв за грудки. – Чернец тебе труху вместо соли подсунул, а ты и рад для князя стараться!

Крепкой оплеухой он свалил кметя в грязь под ногами.

– А ну поди сюда, – велел Святополк десятнику, когда тот поднялся. – Если это, по-твоему, соль – пробуй.

Кметь приблизился, с осторожностью взять щепоть серой трухи. Понюхав, лизнул. Тотчас стал яростно плеваться.

– Не соль? – съехидствовал князь.

– Да какая… Пепел! Тьфу…

– Чернец кметям очи отвел, князь! – взбурлили бояре. – Настоящую соль припрятал. Расследовать надо это дело.

– Заклятье на соль наложено, – предположил тиун, вертевшийся вокруг телег. – Подожди, князь, несколько дней, может, расточится заклятье и соль сделается солью.

Святополк согласился подождать, горя желанием разузнать все доподлинно. Ведь и волхвы умеют ворожить, но ни от кого из них князь никогда не видел, чтобы соль на глазах обращалась в пепел.

Ждали три дня, и в третий день прах не сделался солью. Между тем по городу расползалась глумливая молва, что князь награбил в монастыре целый обоз пепла и теперь не знает, как с добром поступить. Смеялись над князем на торгах и на улицах, в церквах и в домах, в боярских усадьбах, житьих хоромах и в посадских избах.

Не стерпев сраму, Святополк Изяславич приказал ночью тайно опростать телеги подалее от своего двора. Холопы исполнили, а наутро в городе уже знали: с ведрами, с корчагами, с мешками торопились к Ручаю, где свалено было награбленное достояние. Градские весело и быстро вычерпали рукотворную гору соли, оставив лишь следы на земле. По этим следам отправленные ради невероятных слухов княжьи люди и дознались, что пепел вновь стал солью.