— Не, был бы один — мы бы конечно. Мелкий же, сопляк же. Мы б его б тихонько из-за угла поленой какой… И мявкнуть не успел бы… Или, ежели к примеру, без него. Тоже дело. Их-то сколько? А нас-то! А мы-то! Да мы бы их топорами… Да чего топоры марать! Дубьём бы их! Всех бы в мокрое место!.. Но — колдун… Слышь, Хрысь, ты с ним рядом сидел. Чего не мог сопляка этого… Ну, ножичком исподтишка… А мы через тебя, гада седатого, столько злата-серебра потеряли! Ну ты и сволочь, Хрысь! Всё обчество нашего кровного, трудовым потом добытого — лишил! Стыда на тебя нет, страха божьего. Самый ты есть колдунов прихвостень! Бей гада!
…
Дождь то усиливался, то ослабевал. Четыре пары гребцов потихоньку разгоняли нашу лодочку. Ивашко рулил и покрикивал, а Чарджи учил меня смотреть на воду.
Вести ладью против течения — особое искусство. Когда лодка идёт вниз — правило простое: держись стержня. Самой быстрой струи течения. А вот когда идёшь вверх… Просто держаться ближе к берегу — сесть на мель. Ближе к середине — течение будет относить назад, гребцам пустая работа. Вот и выглядывай — чтоб и глубоко, и не против струи. А кормщик на этих лодках сидит на корме и довольно низко, что под носом у лодки — ему не видно. А если вдаль смотреть — отмели не видны. Хорошо, хоть топляки для этих долблёных лодок не так опасны, как для дощаников. Нашу «рязаночку» плывущим стволом не прошибёшь. Она сама такая же. Правда, можно перевернуться.
Издавна на Руси делали лодки. Константин Багрянородный специально указывает, что по весне подвластные Киеву племена сплавляют к городу колоды, из которых в Киеве делают лодии. Методом долбёжки. По оценкам экспертов ежегодный Киевский караван в Византию составлял 4–5 тысяч тонн груза. Два железнодорожных состава. Один из самых «тяжёлых» грузопотоков средневековья. Караван шёл от устья Днепра на запад к Дунаю, к Варне. Затем вдоль болгарского берега. В Константинополь лодии не входили. Останавливались ещё до Боспора у европейского берега. Дальше товары шли посуху.
Вот примерно тысячу лодей из здоровенных колод для этого груза и выдалбливали в Киеве каждую весну.
Лодка-долблёнка. Минимальный известный мне вариант называется «душегубка». На таких лодочках ещё в 19 веке плавали по северным озёрам. Гребёт в ней стоя один человек одним веслом, перебрасывая его иногда с одного борта на другой. И гребёт, и, сразу же, рулит. Иначе лодка крутиться по кругу. «Гондольеро лесных проток и болотных заводей».
Кроме искусства в работе веслом, такая посудинка требует хорошего навыка в акробатике. Точнее — в балансировании. Потому что при любом неловком движении — переворачивается. Отсюда — и название.
Постоянная проблема с дороговизной досок исключает создание чисто дощатых лодок. Насады — та же долблёная колода с нарощенными досками бортами — максимум.
В прежние времена, как я слышал, здесь, на Днестре, делались и иные, «живые» лодки. Не говорят — «строились» или «ладились». Говорят — «рОстились».
Тамошние жители находили в лесу молодую стройную липу и по весне вбивали в ствол её клинья. Дерево продолжала расти, образуя в месте раскола ствола — своего рода как бы дупло. Ежегодно клинья заменялись новыми, в подходящего для того местах, и выемка сия увеличивалась. Быстрый рост липы в 20–30 лет давал дерево достаточного размера, представляющее собой едва ли не готовую, но всё ещё и растущую лодию. Тогда оставалось жителям местным лишь срубить сей, выращенный природой и искусством человеческим, корабль. И, очистив его от коры, заострив нос и корму, да сделавши уключины в требуемом количестве, присоединиться к очередному походу князей Киевских на Царьград или в иные, благодатные для поживы, места. Ныне же, после распространения в той, прежде славянами заселённой местности, племён поганских, секрет выращивания сих лодий-скедий утерян.
— Чарджи, откуда ты это знаешь?
— Ты думаешь, что в степи нет рек? Или что степь — пустое место?
Какие они все… Детка, я в степи по-более твоего прожил! У меня и другая жизнь была, и в ней много чего поместилось. Я знаю степные реки, я по ним и на лодках, и на байдарках ходил. То, что для тебя — «Дикое Поле», то для меня, как бы там погранцов не расставляли — Новороссия. Но я — пешеход, а ты — верховой, принц кобыльский.
— Я понимаю… Но откуда ты знаешь: как надо смотреть на воду?
— Есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: на текущую воду, на горящий огонь, и на любимую женщину.
— Да, кстати. В Рябиновку заходить будем?
— ? А… Нет, не кстати. Но… надо. Я слышал, что тебе говорили о вире и розыске. Надо или бежать, или придумать что-то… Ха! Вы, руссы, жадные до чужого серебра, вы придумали себе свои законы, вы поставили над собой всяких начальных людей. И теперь ни один храбрец не может просто взять и убить плохого человека. Или гнать его плетью перед собой, ездить на его коне, ласкать его женщин, и наполнять свой живот мясом его скота.
Мда… Формулировки Чингизовой яссы звучали в Великой Степи и до принца Темуджина.