Шантаж

Я как сидел на стуле, так на нём и обмер. К носкам прикипел. Петька, сволочь! Как же я о нём не подумал? Его работа…

Вскакиваю. Лёха смотрит на меня с любопытством.

— Куда?

— К нему!

И то ли радость во мне клокочет, то ли бешенство.

— Не спеши, — бурчит он. — Давай-ка попрошу ребят номера пробить. На всякий случай…

* * *

Я гнал «мазду», рискуя влететь в ДТП и мысленно нанося Петечке одно телесное повреждение за другим.

Да всё совпадает, всё! Во-первых, он тоже был на встрече одноклассников. Во-вторых, вполне мог проследить, куда мы с Томкой направились в обнимку. Вот только скрытая камера… Как ему, гаду, удалось её установить?

Ну вот, значит, удалось как-то…

И ведь всегда был такой! Помню, перевели его к нам в пятый «бэ», так он с чего начал? Принёс в школу спичечный коробок с театральный гримом (у отца позаимствовал) — и мы, как дураки, щеголяли весь день с фингалом под правым глазом!

Сколько раз ему собирались рыло начистить за его проказы — как-то вот уберёгся…

Припарковываю машину у скверика, что напротив Петькиного дома, набираю номер.

— Петя, — говорю я с натужной приветливостью, и всё равно, боюсь, голос мой звучит несколько зловеще. — Здравствуй, Петя…

— Антошка! — восклицает он в полном восторге. — Слушай, Антошка! Со мной тут удивительный случай произошёл! Представляешь? Меня сенегальцы в баре побили! Нет, ты прикинь! Сенегальцы! Ладно бы ещё нумибийцы! А то…

Вполне солидарен с сенегальцами.

— Петя, — цежу я. — Нам надо встретиться.

— Прямо сейчас?

— Прямо сейчас!

— Н-ну… видишь ли… — Голос его нисходит на рокочущие солидные низы (было время, работал Петя чтецом-декламатором в городской филармонии). — Я-а… сам понимаешь, я бы рад, но… потрясён событием… Нервное расстройство… Нет, ну ладно бы, я понимаю, конголезцы…

— Сто грамм коньяка? — угрожающе осведомляюсь я.

— Армянского, — строго уточняет он.

Ладно, будет тебе коньяк! Дай только из дому выманить… Мы уговариваемся с ним о месте встречи, однако, стоит отключиться, следует ещё один звонок.

— Не, — с сожалением сообщает Лёха Мыльный. — Не он. Не Петька… Это тебя кто-то другой разводит.

Сказать, что я ошеломлён, — ничего не сказать. Рушится всё: от окрепшей было надежды до любовно выстроенного образа врага.

— Точно?

— Да точно, точно…

— А если не разводит?.. — охрипнув, спрашиваю я.

В ответ — циничный ментовский смешок:

— Тогда кончай кобениться и завязывай с войной в Сирии…

* * *

И здесь наврал! Конечно, никакие сенегальцы ни в каком баре его не били — разве что чуть-чуть. Незапятнанно белый пиджак, благородная бледность лица, под глазами, правда, синеватые тени, но ни в коем случае не синяки.

Выясняется, впрочем, что драка была полтора месяца назад — вспомнилась просто.

Мы располагаемся за столиком в уголке летнего кафе, я заказываю обещанные сто граммов армянского коньяка и ввожу в курс дела. А сам не спускаю с него глаз: вдруг проколется…

Такое впечатление, что Петя растерян. Начисто забыв о своих межнациональных распрях, с озадаченным видом изучает он фотографии и переписку с шантажистами.

— Слушай, куда мир катится?! — возмущённо вопрошает он. — Вот, скажем, отправил я тебе лет десять назад срочную телеграмму… из Мордовии… в два часа ночи… с доставкой…

Было дело. Наизусть я тогда эту телеграмму затвердил. «ЗАПЧАСТИ ВЫСЫЛАЮ КУРИТЬ БРОСИЛ СТЕПАН».

— Жёстко, — кается Петя. — Согласен, жёстко. Но чтобы так… — Он снова всматривается в компромат — и лицо его стареет.

— Тоже считаешь, прикол?

— А кто ещё?

— В смысле?

— Кто ещё так считает?

— Лёха.

Петя задумчиво доцеживает коньяк.

— Нет, — сокрушённо изрекает он. — Не понимаю я нынешнего юмора… Грань утрачена! Ну вот какая, скажи, разница: всерьёз тебе жизнь сломают или по приколу?

— Сам-то как полагаешь?

Петя рассеянно заглядывает в опустевший фужер. Заказываю ещё.

— Одно из двух, — говорит он. — Срок истекает. И либо ты получаешь смайлик с каким-нибудь «хи-хи», либо…

Замолчал. Задумался.

— Ну?! Что либо?!

— Либо фотографии пересылаются тестю.

— Зачем?!

— А так… Чтоб смешнее было…

Его перебивает телефон.

— Это тебе, — сообщает Петя.

«У вас остаётся двадцать один час».

Приносят коньяк.

— А сам бы ты как на моём месте поступил?

Петя вздёргивает брови, его удлинённое породистое лицо принимает мечтательное выражение.

— Терять нечего? — живо спрашивает он.

— Боюсь, что да…

— Ну так чем сидеть и часы считать… Закатился бы в ресторан… с лучшим другом… попьянствовали бы… А вечером — к Томке… на всю ночь…

И летнее кафе словно бы взрывается перед глазами.

— Томка… — сипло выговариваю я, прозревая. — Это Томка…

* * *

— Ка-кой ужас! — вскрикивает она, и видно, что не притворяется. — Они нарочно с этой точки снимали! Бож-же… На боках — складки… А рожа-то, рожа!..

Вот ведь беда какая — складки на боках! Да и о чём ещё беспокоиться, если ты третий год как в разводе? Тебе сколько лет, дура? Конечно, складки — когда принимаешь коленно-локтевую позицию!

Однако, получается, и Томка тоже не имеет отношения к шантажу… Мог бы, кстати, и раньше сообразить. Даже если вдруг снова захотела замуж… На кой я ей сдался — без денег, без работы, без «мазды»?