Шанс, в котором нет правил [черновик]

— Можешь считать меня идиотом, — сказал Эней. — И кем угодно. Но ни Антон, ни я не попытались разговорить мальчика, пока он еще был под пентом. Он вряд ли вспомнил бы потом, не в том был состоянии, хотя кто его знает…. Не пытались. И не попытались бы в дальнейшем — если бы он не предложил сам. И кстати, о человеке, который живет с нами в одном доме. Как тебе перевод твоего меморандума с русского на русский? И проект структуры нашего информбюро?

— Неплохо, с этим можно работать. Но я о другом. Я о том, что такого человека нам бы отдали. Если бы он сам захотел.

— Мы им зачем-то нужны, — вздохнул Эней. — И даже не как эффектор для выполнения работ, которые самим выполнять невместно. Именно в том качестве, в котором мы есть.

— Да. Нужна не группа. Даже не организация. Почему-то именно мы. И очень, очень нужны.

— Ну и прекрасно, — пожал плечами Ди. — Почему у тебя так трагически морщится рот?

— Потому что я думаю о том, для каких целей человеку в системе не подойдет ОАФ, но подойдем мы.

— Для серьезных целей. Например, для игры с Аахеном в «покажи ему смерть — и он примирится с лихорадкой».

— Из меня, — сказал Эней, — получится хорошая смерть. Но надо ли нам это?

— Пугало, если это хорошее пугало, должно быть живым и дееспособным. Так что в ближней перспективе нам это, скорее, очень выгодно. В дальней — сам понимаешь.

* * *

— Ты и в самом деле намерен стать пугалом? — спросил Енот, пока Эней зачищал остатки логов и записи о подключениях.

— М-м-м… скорее Джокером, — немного рассеянно отозвался командир. — Пугало без крепких парней за спиной — пустышка. А Джокер даже сам по себе боевое соединение. Он мне как-то всегда больше нравился.

— Потому что его действия трудно предсказать? Это опять Ростбиф?

— Да. Тактика насыщающего нападения. Некоторые схемы. Чего только в старых книгах не отыщешь… Но еще и потому что он остался человеком.

Антон опешил на миг, а потом сообразил, что Андрей говорит о редактуре, которой подверглась «Вселенная Готэма» после Поворота: Бэтмэн и некоторые его заклятые враги «оказались» старшими (что заодно послужило прекрасным логическим объяснением долгоживучести героя и его антагонистов), а вот Джокер остался обычным человеком. Смертным. Самовоспроизводился он информационным методом: стоило Бэтмену ухайдокать одного непредсказуемого психа-анархиста, как закоулки Готэма и коллективного бессознательного тут же порождали другого. Убить Бэтмэна было невозможно, убивать Джокера было бессмысленно…

— Кэп, это не выход, — покачал головой Антон.

— Спасибо. Я в курсе. Но ты же видишь — оперативная необходимость есть. Она будет возникать снова и снова. И кем мне затыкать эту дыру? Тобой? Игорем — после того как у него семья появилась? Кеном? Батей? Машенькой? Вопрос закрыт.

— Не закрыт. Ты вторую неделю не причащаешься.

— Да. Недостоин. Что ж я, дурак — осуждение себе есть и пить? — Андрей улыбнулся. — Мне что, больше есть и пить нечего?

— А варкам ты это тоже объяснишь? Вот так?

— Для варков у меня другие методы. Стоп! — Эней поднял ладонь, прерывая Антона даже не на полуслове — на вдохе. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Я говорил это себе сам, и сам нашел ответ, передай его Косте при случае. Если я во что и поверил, так это в то, что Бог — действительно Вседержитель. Буду я причащаться или нет — я умру именно тогда, когда Он решил, и именно так, как Он решил. Если Ему хочется, чтобы я отчалил в состоянии смертного греха и отправился по назначению — то так оно и будет, стану я дергаться или нет. Если я интересую Его все-таки чистеньким — Он подгадает с моментом, когда я буду после бани. Но исповедоваться в грехе, который я совершу, когда возникнет необходимость, снова и снова — я не вижу смысла. Раскаиваюсь ли я в том, что сделал? Енот, если бы был шанс добиться нужного эффекта, не превращая в фарш этого несчастного подонка, а отдав вместо этого, скажем, свою правую руку… ну ладно, левую — я бы воспользовался. Но такого шанса нет и не будет. А значит, мои сожаления смысла не имеют. Мое нежелание, чтобы это было в последний раз — смысла не имеет.

— Ты дурак. Ты дурак, хуже того Декстера… Потому что ты все знаешь. Ты знаешь, что нежелание имеет смысл. Это то, что отделяет тебя от того несчастного подонка.

— Для меня. Для тебя. Для тех, кто рядом. Но не для… Генштаба. Пилат ведь тоже не хотел делать то, что он сделал. И кстати о несчастном подонке — откуда тебе знать, хотел он делать то, что делал, или не хотел?

— Ты забыл, что я его слышал. Оба раза… Я просто не могу завести себе запасную совесть, Антон. Условием искренности исповеди является твердое намерение не повторять этого греха в дальнейшем. Искренняя исповедь для меня — слишком большая роскошь. Что мы сейчас готовим, Енот? Ну-ка, вспомни. Ну-ка, прикинь, каково будет господину Кошелеву, когда им займется Ди. И вот это вот я сейчас пойду исповедуюсь в том, что замучил человека — а потом вернусь и продолжу подготовку к операции, в ходе которой мы для блага науки замордуем высокого господина.