— Знаешь, что я тебе скажу? — хрипло произнес он. — Я захвачен идеей жениться на Монике и, несмотря на это, хочу поцеловать тебя! Я не могу отделаться от желания поцеловать тебя с тех самых пор, как ты приехала в Мертон-Холл! Ты производишь такое действие на всех мужчин, которые встречают тебя?.. Особенно на тех, кто берет тебя на работу?
Она покачала головой, словно он обидел ее, но он не обратил никакого внимания на этот жест. Он сгреб ее в объятия, и с этого момента она перестала понимать, что происходит. Она просто знала, что это происходит…
Его губы были настойчивыми, теплыми, восхитительными, они заставили сладкий, бурный огонь побежать по ее венам. Его чуть жесткая щека, аромат его волос, его учащенное дыхание — все это еще сильнее захватывало ее и уносило волной восторга, которого она никогда раньше не испытывала. И хотя ей было трудно дышать, потому что он обращался с ней грубовато и стремился до капли извлечь удовольствие из этого вынужденного поцелуя, она жаждала, чтобы поцелуй не прекращался. Он поднял голову и взглянул на нее.
— Кто-нибудь из них целовал тебя так? — хрипло спросил Гидеон, его серые глаза сверкали в свете приборной панели. — Малтрэверс…
— Не надо, — прошептала Ким и попыталась освободиться, но он не собирался отпускать ее.
Он прижался щекой к ее волосам и вдохнул их аромат, закрыл ее глаза новыми поцелуями, а потом снова поцеловал в губы, но совсем не так, как в первый раз. Он обхватил ее рукой, заставил откинуть голову на спинку сиденья и прошептал:
— А это на память! Чтобы было что вспомнить обо мне!
И волшебная нежность его губ лишила ее сил протестовать, когда он наконец отпустил ее. Она просто неподвижно сидела, завернутая в его плед, а он завел машину, развернул ее, и они поехали обратно той же дорогой, которой приехали.
Десять минут спустя он заговорил с ней.
— Я могу рассчитывать, что ты останешься с моей матерью, пока ей не станет лучше, правда?
Ким едва могла говорить — голос предательски дрожал.
— Если ты позволишь мне уехать сразу же, как ей станет лучше.
— Разумеется.
Он произнес это с такой небрежностью в голосе, что Ким сразу обрела голос:
— Когда я приехала в Мертон-Холл, я подумала, что ты жесток со своей матерью. Ты смеялся над ней, ты презирал ее… Ты все еще в глубине души презираешь ее! У нее много женских слабостей, а для тебя они хуже преступления. Ты жестокий человек — жестокий и высокомерный! Миссис Флеминг будет тебе прекрасной женой, по сути, она так же жестока, как и ты. Я содрогаюсь при одной мысли о том, какие у вас будут дети…
— Тогда не думай об этом, — посоветовал он. — Я и сам не хочу сейчас о них думать… То есть предпочитаю этого не делать.
— Когда я буду уезжать из Мертон-Холла, я надеюсь, мне не придется прощаться с тобой, — сказала она сквозь зубы. — Будь добр, дай мне знать, когда будешь возвращаться с Континента…
Он бросил на нее суровый взгляд.
— Ты дала мне слово, что останешься, пока моей матери не станет лучше! — напомнил он.
Но она покачала головой:
— Пока не узнаю, что ты возвращаешься. К тому времени твоей матери наверняка станет гораздо лучше, если теперешний темп выздоровления сохранится и она не будет расстроена моим отъездом. Я к ней очень привязалась, и мне будет жаль уезжать от нее, но я не могу дождаться, когда же наконец покину Мертон-Холл!
И когда она ухватилась за плед, которым он так заботливо укрыл ее плечи, ее руки дрожали.
Глава 15
Наступила весна. Ким, гуляя по залитому солнцем Лондону, вспоминала Мертон-Холл. Лес, лужайки, цветник… Когда она приехала туда, то надеялась увидеть и нарциссы, и остальные цветы во всем их великолепии, но судьба распорядилась иначе… А кто она была такая, чтобы спорить с таким непререкаемым авторитетом, как судьба?
Она звонила в агентство, которое направило ее в Мертон-Холл, и объяснила, что в ближайшее время не горит желанием выходить на работу. Ей нужны были несколько недель, чтобы насладиться весной… гулять в парке, есть на скамейке бутерброды, кормить уток в пруду. Она чувствовала себя неприкаянной и очень одинокой и знала, что ей будет нелегко устроиться на новом месте, после того как закончилась ее работа в Мертон-Холл.
В конце концов, в Мертон-Холл к ней относились как к дочери. Миссис Фабер прятала слезы, когда узнала, что она собирается уезжать.
Гидеон оставался по делам на Континенте почти месяц, и в течение этого месяца в Мертон-Холл несколько раз появлялась миссис Флеминг. Она звонила узнать о здоровье миссис Фабер и пару раз даже спрашивала про Гидеона, не известно ли, когда он вернется. Ким, сидевшая как на иголках в ожидании, когда ее известят о точной дате прибытия мистера Фабера в Мертон-Холл, была удивлена, что Моника так мало осведомлена о его передвижениях. Должны же они были писать друг другу, пока он был в отъезде, и изредка созваниваться?