Шанс быть убитым

Они надели наручники на Пайка, надели наручники на Бон Ди, а потом коротышка сообщил, что нашел ключи, и направился к моему «корвету».

Коп в бандане решительно двинулся за ним. Когда принесли мой бумажник, один из полицейских удивленно сказал:

— Надо же, этот сукин сын не соврал! У него лицензия частного детектива.

— Ну, это ненадолго, — ответил коп в бандане.

Появились еще двое копов в форме.

— Все в порядке? — поинтересовался один из них.

— Разберемся, — сказал коп в бандане.

Коротышка принялся возиться с ключами, потом открыл багажник «корвета», и на его лице появилась такая широкая улыбка, словно он только что выиграл в лотерею.

— Бинго. Все в точности как они сказали. — Он вытащил из багажника пакет очищенного кокаина примерно на восемь тысяч долларов и бросил его копу в бандане.

Вот, оказывается, чем занимались Бон Ди и тип с карабином у меня за спиной.

Я посмотрел на Джо Пайка. Уголок его рта дернулся.

— Это не мое. Это его, — заявил я, мотнув головой в сторону Бон Ди.

— Конечно. Все так говорят, — ухмыльнулся коп в бандане.

Затем он вытащил маленькую беленькую карточку, сообщил, что мы арестованы, и зачитал нам наши права.

После этого нас отвезли в тюрьму.

Глава 19

Копа в бандане звали Мичелли. Он усадил меня в черно-белую полицейскую машину, а Пайка — к себе в серый седан, и мы поехали в семьдесят седьмой участок.

Семьдесят седьмой участок расположен недалеко от Бродвея в одноэтажном кирпичном здании, обнесенном с трех сторон десятифутовым металлическим забором. При участке имеется большая парковка, где дежурившие копы ставили свои машины, надеясь на лучшее. По верху забора шла колючая проволока, защищавшая от визитов плохих парней, но оставлять в машинах личные вещи было небезопасно. Да и машину оставлять было тоже небезопасно. Ведь плохие парни, случалось, угоняли даже патрульные машины.

Мы свернули в широкие кованые ворота и поехали вдоль тыльной части здания мимо гаража и двух дюжин патрульных машин прямо к входу, предназначенному для офицеров в форме и будущих заключенных. Мичелли вылез первым, переговорил с парой копов в форме и скрылся в здании. Копы ввели нас внутрь, обшарили наши карманы, забрав бумажники, часы и другие личные вещи. Сначала они занялись мной, называя вслух каждую вещь толстяку сержанту, который записывал их на лицевой стороне большого конверта из плотной бумаги. Потом принялись за Пайка. В процессе обыска появились на свет кобура для его «питона», маленькая кобура для пистолета калибра 0,380, который он носил на щиколотке, восьмидюймовый охотничий нож, четыре запасные обоймы для «питона» и еще две обоймы для пистолета калибра 0,380.

— Господи, ты что, на войну собрался? — спросил толстый сержант.

— Ты только посмотри, кто это такой, — ухмыльнулся обыскивавший Пайка коп в форме.

Сержант открыл бумажник Пайка и не поверил своим глазам.

— Господи Иисусе! Так это ты!

Коп в форме снял с Пайка темные очки и протянул их сержанту. Пайк сощурился от яркого света, и впервые за долгое время я увидел, что глаза у него все еще темно-синие. Моя подруга Эллен Лэнг[25] говорит, что в синем всегда таится боль, но я ничего такого не замечал. Может быть, Пайк просто скрывает от меня свою боль. Или я редко вижу его глаза.

Когда они закончили, вернулся Мичелли, и я сказал:

— Только сваляй дурака, Мичелли. В Северном Голливуде работает детектив по имени Пойтрас. Он поручится за нас, а заместитель окружного прокурора по имени Моррис поддержит Пойтраса. Позвони им, быстрее будет.

— Ты хочешь сказать, что у тебя есть связи? — поинтересовался Мичелли, который в это время подписывал необходимые бумаги.

— Я хочу сказать, что эти ребята нас знают. Они сразу поймут, что нас элементарно подставили.

Мичелли ухмыльнулся и посмотрел на толстого сержанта:

— Ты, небось, такого еще ни разу не слышал? Никто из них никогда не говорил, что его подставили? Верно?

— Никогда. Впервые слышу, — покачал головой сержант.

— Ради бога, Мичелли, проверь меня. Один чертов телефонный звонок!

Мичелли закончил подписывать бумаги и мрачно на меня посмотрел:

— Слушай сюда, урод. Мне плевать, даже если ты корешишься с чертовым мэром. Ты мой до тех пор, пока я того захочу. — Затем он передал бумаги сержанту, приказал отвести нас в помещение для допросов и ушел.

— Копы, — вздохнул Пайк.

Открылась тяжелая металлическая дверь, и нас повели по длинному стерильному коридору, напоминавшему писсуар в мужском туалете. По обе стороны располагались небольшие комнаты. В первую втолкнули Пайка, во вторую — меня. Здесь применялись все новейшие достижения техники допроса: гнойно-желтые стены, акустический потолок с водяными разводами, надежная звукоизоляция, чтобы проходившие мимо не слышали, как здесь пользуются резиновыми дубинками. В центре комнаты стояли маленький столик из твердой древесины и два стула с прямыми металлическими спинками. Кто-то сломанным карандашом написал на стене послание: «Никто не услышит твоих криков во время допроса». Наверное, писал коп. У задержанных карандаши отбирают.