Шанкр

Это была давняя тема, уже и не смешная. Наташиного супруга приводила в бешенство привычка есть немытое. Даже бананы в кожуре он маниакально тер под краном, будто старую картофелину со дна ящика. С петрушкой же ему приходилось туго: чувствуя свою физическую неспособность промыть каждый листик, он совал пучок покорной Наташе. Та уже напридумывала уловок по избежанию пытки, но зоркость Юниса со временем возросла. К тому же на вопрос "Это мытое?" Наташа, всплескивая руками, восклицала: "Ой, забыла!". Лги во спасение - советовала Елизавета Юрьевна, но Наташа даже врать забывала. И получала сполна. Юнис обычно ее не бил и почти не повышал голос - зато умело молчал. Так иезуитски молчал, что даже воздух в доме делался душным и тяжелым. Так тушил сигарету, что вокруг все оказывались виноватыми. И, наконец, он принимался зловеще кокетничать с любой гостьей, попадавшейся под горячую руку - чтобы усилить тихую наташину истерику. А надо признать, что такое кокетство имело столь же ошеломляющий эффект, как внезапный канкан оперной примадонны посреди печальной арии, если такое вообразить. Так что пришедшие торопились смыться огородами. Никто не любил Юниса, Наташу жалели, хотя чаще называли размазней за то, что она не выгонит эстонского мужа. Только наташино дитя не проявляло к отчиму особых чувств - ему было все равно, кого убивать из очередного тарахтящего автомата - лишь бы жертва признавала свое поражение. Юнис признавал и вообще оказался на удивление талантливым покойником. С каменным лицом, закрыв ясные морские глаза, он, аккуратно подгибая ноги, сползал по стенке и замирал, обмякший в неудобной позе. Его мужественная беззвучная "смерть" приводила ребенка в восторг. Все-таки что-то человеческое было Юнису Халитовичу не чуждо. Но Елизавета Юрьевна пока только подозревала об этом. И даже еще не подозревала, потому что вовсе не думала об этом. Просто довольствовалась тем, что лишний человек исчез, а куда - неважно. Она даже и спрашивать о нем боялась - вдруг Юнис неведомым образом тут же и явится, заслышав свое имя. А так хотелось сегодня провести безмятежную ночь...

У полуночи позвонила Рита. Юрьевна, конечно, обо всем подзабыла, наташин дом - сонное царство. А у Риты от ужаса язык коверкал слова, или телефон барахлил - спасительные уловки для неверия своим ушам. Зря Елизавета послала басовитую Марию из двери напротив к такой-то матери - она как в воду глядела со своими больничными страшилками. У Риты обнаружили сифилис.

"Никогда не доверяй смазливой мордашке", - так, кажется, пела Аманда Лир и ошибалась. Но она-то за свою ошибку не поплатилась, разве что интересной судьбой из мальчика превратиться в фамм фаталь с постельным меццо-сопрано, если это так можно назвать. Ох уж все эти песенки преуспевающих континентов, они как газовый шарфик на исходе ноября - красиво, но не греет. И в наташином доме, как и в любом, пылились такие вещицы из серии "без штанов, но в шляпе" - к примеру, имбирь и песочек с Гроба Господня при пустоте холодильника, где неизменной была баночка с огуречным рассолом... И все слушают песенки по маленьким праздникам, и недавно тоже было веселье по поводу события 24-летней давности, то бишь рождения Елизаветы Юрьевны. И таксист возил бесплатно до известного магазинчика, где, видать, открылись подземные источники неразбавленной рябины на коньяке. Взамен лихо наезженной суммы Рита пела. Поппури без заданной темы. Она пела все, даже негритянское - слабая щитовидка только козырь, если рычишь Армстронгом и даже если "але-вене, милорд..." Авансы таксиста Рита благоразумно отклоняла - все равно он не подарил бы ей саксофон, а наутро в чужих меблирашках голова болит сильнее... Однако прокатились на славу, и таксист тоже лоснился от драйва. И даже Аманда Лир была спета вся с потрохами. Мир превратился в счастливое короткое замыкание... Но не от того предостерегала басовитая итальянка Лир. Рита не имела тяги к смазливым мордашкам, она доверяла не урвавшим местечка под лютым солнцем небритым менезингерам. Хотя, собственно, и не о том песенка...