Шанхайский регтайм

Два года уныния в чужом краю и, наконец, ожидание двух месяцев долгожданного отпуска. Два месяца цивилизованной жизни! Гамак в саду мамашиного имения и речка. Жизнь в городском доме дяди, где на соседней улице дом семейства старинных тетушкиных приятелей Петровых, у которых за время моего Туркестанского сидения подросли и готовы на выданье три дочери-погодки. А еще в нашем городе целых два театра и три заслуживающих внимания увеселительных заведения. "Бирхаус" с хмельным баварским пивом в фарфоровых кружках, легкомысленный "кафе-шантан" месье Леруа и отличная ресторация с цыганским хором. Городской сад с прогуливающимися семьями, молоденькими гувернантками, боннами с детишками и места для пикников, куда выезжают целыми пролетками...

Осталось всего-ничего: дождаться резолюции нашего полковника и в путь. Несколько дней терпения и на ротной повозочке в С., а оттуда по железной дороге в цивилизованные края. Ну что же, раз надо, наберемся еще немножко выдержки."

"4 мая 1883 год

Свершилось. В первом часу был наконец вызван в канцелярию, где получил проездные бумаги и жалование. Очень доволен, что ожидание завершилось благополучно. Там же переговорил с Петром Алексеевичем, и он пообещал выделить мне на послезавтрашнее утро двуколку с возницей. Пригласил его к семи часам на прощальный ужин. Кроме того, обещались быть Станислав Георгевич, штабс-капитан Онуфриев, поручик Летехов. Каюсь, всех не люблю за неотесанность и приземленность, но попрощаться буду рад.

И главное - Еду!"

"5 мая 1883 года

Замечательная штука зеленый чай! При нашей жаре без него никак. Недаром туземное население хлещет сей напиток с утра до вечеру. После вчерашнего проснулся утром совсем разбитым. Выпил три пиалы, пропотел и значительно улучшилось настроение.

Послал Федора на туземный базар взять по двадцать фунтов кураги, изюма и орешков для гостинцев. Пока он ходил сам собирал чемоданы. За два года службы практически ничего не нажил. Все имущество уместилось в двух чемоданах и сундучке.

Перебрал подарки, которые заготовил еще в прошлом году. Дяде везу прекрасный рукописный "Коран" в сафьяновом переплете украшенном чеканными и гравированными серебряными накладками. Мамаше, в свое время приобрел красивый местной работы серебряный браслет с бирюзой, серьги и четки того же камня. Душеньке Ирочке купил в подарок домашние туфельки, расшитые золотом, серебром, бисером, и прелестную шкатулку чеканного серебра. Узор на крышке затейливо сплетен из арабской вязи. Правда, есть у меня опасение что ветреница успела позабыть о простом поручике, с которым флиртовала в бытность его юнкером. Чему печальным подтверждением служит тот факт, что не ответила на два последних письма и открытку с днем ангела. О женщины, женщины!

Вечером в гарнизоне случилось целое событие. Курил у арыка с Петром Алексеевичем, как караульные подняли тревогу. Оказалось в гарнизон желает попасть настоящий караван, чуть ли не Али-баба и сорок разбойников. Мы подошли посмотреть и увидели, что у ворот стоят груженые повозки, а при них десятка четыре казаков и драгун. Возглавляет отряд двое офицеров инженерного корпуса: капитан с поручиком. Как через час рассказал наш лекарь, в одной из повозок лежал еще один заболевший дорогой офицер. У него сильная лихорадка и подозрение на брюшной тиф.

Познакомиться, переговорить с вновь прибывшими у меня не получилось. Офицеры спешились и сразу проследовали к нашему полковнику. Мой денщик Федор говорил с нижними чинами из драгун и те якобы рассказали ему, что едут в Персию с посольством к шаху. Очень маловероятно. Впрочем, меня это уже не трогает, пусть едут хоть к шаху персидскому, хоть к индийскому набобу.

Спать сегодня ложусь рано. Хочу хорошо отдохнуть перед дорогой."

"18 мая 1883 года

Впервые выдался вечер, когда есть время и главное - желание продолжить записи. Пишу сии строки, сидя у походного костра в афганских горах. Размышляя, как был прав тот доморощенный мыслитель, на своем опыте дошедший до морали: "человек предполагает, а начальство располагает". Сдается мне, был сей философ из субалтернов...

Начиная дневник, рассчитывал я сегодня нежиться под мамашиной опекой в гамаке или прогуливаться в мундире и при сабле по городскому саду, ан нет! Вмешался безжалостный, не внемлющий ни слезам, ни мольбам поручиков, Рок в лице и эполетах нашего полковника.

Не хочется вспоминать, но мои дела в тот печальный день происходили следующим образом. Будит меня утром в день намечавшегося отъезда Федор и говорит, что требуют срочно к полковнику. Делать нечего. Быстренько одеваюсь, пристегиваю саблю, иду. С одной стороны прикидываю, может передать со мной чего желает наш Сергей Сергеевич, а с другой - грызет меня предчувствие: не в посылке дело. И с каждым шагом становится на душе все тяжелее, а вместо светлой радости наваливается ощущение недобрых перемен.