Попетляв по знакомой дороге, Шелара и Кайра вошли во владения Приама, спрятанные от посторонних глаз за подвижной панелью одной из ложных стен. На условный стук в обнаружившуюся там дверь угрюмые, побитые жизнью, сородичами и законом, охранники впустили их в святая святых. Здесь всё было иначе. Светлые стены и потолки, тёмный, выскобленный до блеска пол, масса дорогих гномьих светильников из цветного стекла и мягкая мебель с атласными обивками. Всё давило на вошедшего роскошью и властью хозяина. Приама.
– Привет, Карт, – кивнула Шелара одному из охранников, седому, с обезображенным лицом: память о первом наёмничьем опыте. Второго, с взглядом, о который можно порезаться, она не знала. Новенький. – Приам на месте?
– Привет, – рыкнул в ответ Карт, опуская перекладину на дверь в железные массивные скобы. – Он уехал до конца недели.
– То-то я смотрю, Марвеллу свобода жмёт.
– Ты потише, детка. Уши у стен завсегда услышат длинный язык. Не знаю, чего ты добиваешься, но некоторых лучше не дразнить.
Шелара равнодушно сунула руки в карманы. С неё за время пути по подземелью стекла почти вся вода, только с волос ещё изредка срывались тяжёлые капли.
– Ему полезно понять, что не все будут пресмыкаться перед его жестокостью.
Карт очень серьёзно посмотрел на неё, а потом махнул рукой, не найдя смысла в дальнейших проповедях и здравоспасительных спорах. Когда-нибудь она выведет Марвелла, или кого-то ещё более опасного, и на собственной шкуре выучит, что зубы у неё для таких заварушек ещё не отрасли. И вряд ли отрастут вообще.
– Он искал тебя.
– Знаю. Чего хотел?
– Дельце тебе одно скинуть.
– Что за дельце?
Карт неопределённо хмыкнул:
– Вот, сходи и узнай.
***
В комнате стало вдруг очень темно, словно сумерки сгустились здесь в одно мгновение. Люцианель поднял голову от вороха деловых бумаг, заполонивших его рабочий стол, и рассеяно взглянул в широкое панорамное окно, открывавшее восхитительный вид на пыльный фасад дома напротив, на его балконы, окна и кусок серого неба над ощерившейся каминными трубами крышей. Полотно небес изменилось, отяжелело, сделалось свинцовым и до краёв наполненным дождём. По хмурой выси прокатился первый рокот грома. Поднялся шуршащий ветер, и хлопнула по белой раме открытая форточка. Люцианель встал из-за стола, чтобы закрыть окно. В город пришла гроза.
Полукровка задумчиво понаблюдал, как холодную поверхность стекла быстро заполоняют прозрачные капельки воды, и задёрнул непроницаемые бархатные портьеры, отгородив свой кабинет от непогоды. Вещи вокруг погрузились не в сумрачный уже, а ночной мрак. Сурриаль прищёлкнул пальцами, и на письменном столе ярко вспыхнула лампа. Под её закатного цвета шёлковым абажуром скрывалось горящее сердечко из зачарованного горного хрусталя. Рядом с лампой, словно разбуженные её слепящим светом, мелодично прозвонили восемь раз маленькие часики в агатово-бронзовом корпусе и, успокоившись, продолжили тихонько тикать дальше. «Опаздывает», – подумал Люцианель и, сцепив за спиной руки, повернулся спиной к портьерам.
– Добрый вечер, господин Сурриаль, – иронично протянул стройный высокий парень с лицом, до самых глаз скрытым чёрной маской, и длинными прямыми, как дождь, белоснежными волосами, в которых кроваво переливались рубиновые бусины.
– Господин Шерри? – удивлённо вымолвил Люцианель, заглядывая гостю в глаза.
Вопрос ему и самому показался излишним. Он узнал его сразу, будто и не было тех десяти лет, что прошли со дня их первой и последней встречи. Как юный мальчишка, полукровка слегка покраснел, до конца не зная, отчего. То ли от глупого положения, в котором оказался, то ли от насмешливого вида таинственного блондина, то ли от взгляда, с которым опрометчиво повстречался. Малахитовый переменчивый омут под покровом угольных длинных ресниц, как и прежде, затягивал саму душу и таил сотни подводных течений.
– Куда я могу повесить это? – Шерри чуть приподнял руку, через которую был перекинут длинный непромокаемый плащ.
Стушевавшись, ювелир пересёк кабинет и лично принял одеяние гостя, исправляя бестактность. Справа от дверей стоял небольшой шкаф за зеркальными дверцами в полный рост хозяина, там и нашёл приют дорогой плащ из мерцающей чёрной ткани. Закрыв зеркальную створку, Люцианель узрел отражение Шерри, раскованно прислонившегося к дверному косяку и выжидательно сложившего на груди руки. Это было всего лишь отражение, оно не обладало странной гипнотической магией взгляда, и оценщик смог взять себя в руки; повернулся он уже собранным и сдержанным.
– Располагайтесь, господин Шерри. Вина?
– Благодарю, это излишне, – покачал головой Шерри, усаживаясь в кресло с округлой прямой спинкой. Мебель, вопреки роду деятельности антиквара, была подобрана по последней моде королевского двора.