Шань

— Я так долго ждал в тени своего часа, Чжинь тон ши. Слишком долго. Власть Ши Чжилиня была настолько велика, что я в течение многих лет не мог вернуться в Пекин. Однако он не мог воспрепятствовать моим набегам, совершавшимся с помощью выбранных мной людей, стоявших у власти, министров. Иногда я выступал под своим именем, в других случаях под чужим, исключительно для того, чтобы Чжилинь не узнал о моей деятельности. Теперь вы и другие люди называете меня самого министром, но это вовсе не так. Я, скорее, отношусь к числу природных ресурсов Китая. Моя власть отлична от правительственной и лежит вне пределов последней. И все из-за Ши Чжилиня. Его жизнь оказалась непомерно долгой, и в результате мне отпущено слишком мало времени на мои труды. Однако наконец это время наступило, Чжинь тон ши. Моя звезда подходит к зениту. Все мои приготовления делались ради достижения одной цели, и теперь эта цель близка. После того как десять месяцев назад Ши Чжилинь покинул Пекин, давние друзья тепло встретили меня здесь. Моя личная армия в сборе и ожидает последнего приказа. И сейчас, обладая возможностью стереть с лица земли саму линию рода Ши Чжилиня, чтобы он умер окончательно, я смогу отдать этот приказ.

Словно очнувшись от сна, Хуайшань Хан увидел еду на столике. На его лице появилось удивительное выражение: казалось, что он вспомнил, что сидит в ресторане и для чего вообще предназначены подобные заведения.

— Я проголодался, — заметил он.

Сделав это заявление, он принялся за клецки, предварительно обильно полив их соевым и острым томатным соусами.

До окончания трапезы они не промолвили больше ни слова. Хуайшань Хан быстро расправился с тем, что лежало у него на тарелке и, отложив в сторону палочки, задумчиво уставился куда-то в пространство перед собой. Он не обращал никакого внимания на собеседника, точно тот внезапно исчез, растаяв в воздухе, или, того больше, вовсе не существовал.

Тем не менее, когда Чжинь Канши закончил есть, и официант принес чай, Хуайшань Хан промолвил:

— Где вы служили, когда были в армии, Чжинь тон ши?

— По большей части в Камбодже, — ответил Чжинь Канши. — Так же, как и полковник Ху.

— А, наш друг Ху... Общение с красными кхмерами не прошло для него даром, не правда ли? Он перенял у них кое-какие довольно мрачные трюки. — Хуайшань Хан зловеще рассмеялся. — Его душа черна, словно опаленное огнем дерево.

— Можно сказать, что и так, — задумчиво согласился Чжинь. — Полковник был дважды ранен. Первое ранение оказалось пустяковым. Однако во второй раз ему повезло меньше. Трассирующая пуля угодила ему в живот. Он нуждался в сложной операции. Ему вырезали кишку длиной в метр. С тех пор боли в животе преследуют его. — Чжинь пожал плечами. — Надо думать, поэтому он с такой горечью вспоминает наше наступление в Камбодже. Собственные страдания заставили его забыть о насущных интересах Китая.

— Русские поддерживали Северный Вьетнам. Американцы, сменив французов, по примеру последних соблазняли сладкозвучными посулами принца Сианука.

— Китай выбрал наиболее простое, с моей точки зрения, решение. Он принял сторону восставших красных кхмеров. Их варварство и жестокость в сложившихся тогда обстоятельствах были вполне оправданны, вы не находите? Они были вынуждены каленым железом выжигать все остатки политического и морального растления, составлявшего прошлое целого народа. После чего им предстояло соорудить на пепелище новый режим, новое государство, новое общество.

Хуайшань Хан пристально всматривался в лицо собеседника.

— Расскажите мне, Чжинь тон ши, какой была Камбоджа в то время? — попросил он.

Чжинь Канши резким движением отодвинул от себя пустую тарелку. От целой рыбины на ней не осталось ничего, даже костей.

— Вам приходилось бывать в аду? — осведомился он. Впервые за все время своего знакомства с Хуайшань Ханом он увидел такое выражение. Выражение, запечатлевшее нечто совсем иное, чем внутренняя боль и всепоглощающая жажда чести, к которой, несмотря на постоянные заявления Хана о его озабоченности будущим Китая, казалось, сводился для него смысл жизни.

— Ад, — сказал старик, — это место, в котором я провел последние тридцать восемь лет.

* * *

— Уехал? Куда? — спросила Блисс.

— В Японию.

— Куда? В какое место?

— Об этом знает только он, боу-сек, —ласково промолвил Цунь. — Не нам спрашивать о том, куда и зачем держит путь великий Чжуань.

Блисс уловила в его тоне какие-то настораживающие нотки, но была слишком расстроена и сбита с толку, чтобы обратить на них более пристальное внимание.

— Почему его нет? — вновь удрученно воскликнула она.

Блисс только что приехала из больницы, где ее мозг подвергли всем тестам и анализам, какие только существовали в медицинской науке. Так и не обнаружив ничего, что позволило бы вынести окончательное заключение, врачи предложили Блисс пробыть в больнице еще несколько дней: им очень хотелось продолжить обследование, но она отказалась.

— Что у меня не так? — спросила она их.