Шаманка

Волк дохнул на них, потом раздался хруст… И руки Сандугаш сделались свободны. Наручники рассыпались обломками металла.

– Значит, не всю силу отдал, – сказала Мэдэг.

– Всю силу ненависти. А сила любви осталась со мной, – ответил Мирон.

Сандугаш поднялась. Обнаженная, вымазанная в земле и в крови. Она распахнула руки, словно желая обнять лес, и почувствовала, как токи силы текут через ее пальцы. Она глубже вмялась пальцами ног в землю – и почувствовала, как сила побежала через ноги вверх. Она запрокинула голову вверх и запела соловьем, сначала – хрипло, потом – звонче, чище.

«Я шаман. Я сильна. Я смогу».

Сандугаш подошла к трупу Федора: страшному, с вырванным горлом, с распахнутым окровавленным ртом и выпученными в предсмертном ужасе глазами.

– Это только сосуд. Поганый, но и такой сгодится.

Мэдэг усмехнулась.

– Повезло мне. Хоть раз такое увижу… Если, конечно, у тебя получится.

– У меня получится.

Сандугаш взяла бутыль с помутневшей водой Байгала.

Там оставалось еще две трети…

Одну треть она медленно и осторожно вылила на раны Федора.

«Вода Байгала – как околоплодные воды. Так же живительна для плоти. Я отдаю этой воде свою силу заживления телесного. Я восстанавливаю целостность этого тела».

Раны затянулись.

Сандугаш достала из клетки второго кролика. Перерезала ему горло и залила кровь в открытый рот Федора.

«Кровь есть жизнь. Я возвращаю этому телу жизнь».

Веки задрожали, Федор несколько раз моргнул, на взгляд его был бессмысленным. На виске задергалась жилка. Сердце снова билось.

Сандугаш погладила прозрачного волка по холке и подтолкнула его к трупу.

– Ляг ему на грудь, любимый мой.

Волк улегся на грудь Федора Птичкина.

Сандугаш снова опустилась на колени возле головы Федора, как это уже делала этой ночью. Только теперь она склонилась над ним и провела каменным ножом себе под левой грудью. Кровь закапала с кончика груди, как молоко у кормящей матери. Капала на лицо, на глаза, на губы Федора.

«Кровь сердца моего, вся любовь моя, позволь чистой душе мужа моего войти в нечистый этот сосуд и его очистить, дать ему новую жизнь, искупить содеянное зло в этом мире, не в ином. Мать-Земля, Отец-Небо, Байгал всемогущий – помогите мне. Вся я вам принадлежу, в вас растворяюсь…»

Пел соловей.

Волк исчез.

Мэдэг больше не было рядом, только лежали на траве два золотых височных кольца и прошелестел голос: «Подарок тебе, будь счастлива, невеста….»

В сосуде с водой плавал листок водоросли, которого прежде там не было, и Сандугаш закупорила сосуд.

Федор Птичкин поднялся с земли и посмотрел на Сандугаш взглядом Мирона Щербакова.

– Фленушка…

– Любимый мой.

И была у них в эту ночь любовь. Соединение плотское, которое радовало их двоих в законном браке два с лишним века назад. Но тогда любили друг друга они в супружеской спальне, на льняных простынях. А теперь – на голой земле, окровавленные, израненные, они любили друг друга так жадно и сладостно, как можно любить только после долгой разлуки, изголодавшись по единственному в мире любимому телу. И не важно, что тела Фаины Лукиничны и Мирона Алексеевича Щербаковых давно истлели в земле. Души их в новых телах были прежние. А кто ж любит за тело? Тело – это только сосуд…

4.

Им пришлось провести в лесу еще целый день, питаясь поцелуями и черникой.

Вернулись в Кувшинкино следующей ночью. В темноте. И то прежде нашли ручей и отмылись от грязи и крови. Одежда, которая была на Птичкине, хоть и пострадала, но все же осталась одеждой, а вот Сандугаш пришлось голой идти до машины, а там закутаться в плед, лежавший на заднем сиденье. И так, в пледе, идти в свой номер в гостевом доме. К счастью, заспанная хозяйка, вышедшая к поздним гостям, даже не удивилась ее странному наряду. Для нее более странным казалось, что эта парочка сутки провела в страшном лесу… Но сюда преимущественно такие и ездили. Любители жутковатой романтики. Так что хозяйка предложила разогреть им поздний ужин.

– Только уж извините, это не то, что свеженькое, в микроволновке пирогов подогрею, ну чаю вот свежего заварю, с медом.

– Это прекрасно. Пироги, чай с медом, – с улыбкой ответил Федор Птичкин.

У него изменился не только взгляд. Изменились интонации речи. Изменилась мимика и походка. Но поскольку в наше время никто не верит в чудеса, то даже те, кто заметит, не поймут…

Вот что делать с его бизнесом – непонятно. Какой уж бизнес для Мирона Щербакова.

Но проблемы надо решать постепенно.

Сначала он должен научиться называть ее: «Сандугаш».

Потом они должны поехать к Байгалу и вылить воду из сосуда.

Потом…

Потом Сандугаш все же сделает пластическую операцию, чтобы вернуть себе хотя бы часть былой красоты.

– Я бы хотел снова отвести тебя под венец, – сказал Федор Птичкин за чаем и пирогами с медом.

– Нельзя, милый. Перед Господом мы уже венчаны, – лукаво улыбнулась Сандугаш.

Она не собиралась принимать крещение.

Она – шаман. И ее служение, как шамана, только началось.

– Мы обвенчаны, милый, значит будем жить не во грехе.

– Но мы должны пожениться по законам этого мира. Чтобы все знали, что ты – моя.