– Салам, ваше превосходительство полковник, – сказал он на фарси, остановившись снаружи на верхней ступеньке. – Мой господин умоляет вас, пожалуйста, присоединиться к нему в машине. Тесные салоны маленьких самолетов вызывают у него беспокойство. В машине вы можете говорить приватно и спокойно, совершенно наедине, если пожелаете. Он спрашивает, не окажете ли вы его бедному дому высокую честь и не остановитесь ли у него во время своего пребывания здесь.
Хашеми был шокирован тем, что у Абдоллы-хана хватило нахальства – и уверенности в себе – отправить своего посланника вооруженным. Встреча в машине его тоже не устраивала, слишком легко организовать прослушивание или подложить мину-ловушку.
– Передайте его высочеству, что в машине у меня иногда развивается клаустрофобия и я умоляю его подняться сюда. Здесь мы сможем поговорить приватно, тоже без посторонних, и я бы счел это одолжением. Разумеется, вам следует обыскать салон на случай, если в самолет прокрался какой-нибудь гнусный чужеземец.
– Мой господин предпочел бы, ваше превосходительство, чтобы вы при…
Хашеми придвинулся ближе, его губы сжались в тонкую линию, и голос стал таким же сдавленным:
– Обыщи самолет! Прямо сейчас! И сделай это быстро, Ахмед Дурсак, трижды убийца, один раз – женщины по имени Наджмэ, и делай, что я приказываю, или ты не проживешь и недели на этой земле.
– Тем скорее я попаду в рай, ибо, служа хану, я исполняю Божий труд, – ответил Ахмед Дурсак, – но я проведу обыск, если вы этого желаете. – Он шагнул в дверь и увидел двух пилотов в своей кабине. В салоне сидел Армстронг. Глаза Ахмеда сузились, но он ничего не сказал, лишь вежливо прошел мимо и открыл дверь туалета, убедившись, что внутри никого нет. Больше человеку здесь спрятаться было негде. – Если то, что вы предлагаете, ваше превосходительство, окажется возможным, пилоты покинут самолет?
Хашеми еще раньше спросил капитана, Джона Хогга, не обяжет ли он его, если это вдруг будет необходимо.
– Извините, сэр, – ответил Хогг, – но мне эта идея совсем не нравится.
– Это займет всего несколько минут. Вы можете забрать ключ зажигания с собой, и прерыватели, – добавил Роберт Армстронг. – Я лично прослежу за тем, чтобы никто не заходил в кабину и ничего не трогал.
– Мне это все равно не нравится, сэр.
– Я знаю, – сказал Армстронг. – Но капитан Мак-Айвер предупредил вас, что вы должны делать то, о чем вас попросят. В разумных пределах. А это – в разумных пределах.
Хашеми читал высокомерие на лице Ахмеда, и ему захотелось кулаками разбить эту маску. Ладно, это будет позже, пообещал он себе.
– Пилоты будут ждать в машине.
– А неверный?
– Этот неверный говорит на фарси лучше тебя, вошь, и если у тебя хватит ума, вошь, ты будешь держаться с ним вежливо и называть его ваше превосходительство, потому что, могу заверить тебя и твоих туркменских предков-собак, у него длинная память и он может быть более жестоким, чем ты способен себе вообразить.
Губы Ахмеда раздвинулись в улыбке.
– А его превосходительство неверный, он тоже будет ждать на полосе?
– Он останется здесь. Пилоты будут ждать в машине. Если его высочество захочет взять с собой одного телохранителя, дабы убедиться, что никакие убийцы не притаились в засаде, он, разумеется, может это сделать. Если этот вариант его не устраивает, тогда, возможно, нам следует встретиться в полицейском управлении. А теперь убирайся отсюда вместе со своими дурными манерами.
Ахмед вежливо поблагодарил его, вернулся к машине и передал хану все, что было сказано, добавив:
– Мне кажется, этот кусок собачьего дерьма должен быть очень уверен в себе, чтобы быть таким грубым.
А в самолете Хашеми говорил в этот момент по-английски:
– Роберт, этот сын собаки должен быть очень уверен в себе, чтобы иметь таких заносчивых слуг.
– Ты бы действительно потащил хана всех Горгонов в полицейское управление?
– Я мог бы попробовать. – Хашеми закурил сигарету. – Не думаю, что у меня получилось бы. Его племянник Мазарди все еще начальник здешней полиции и все еще сохраняет большую часть своей власти – «зеленые повязки» и комитеты не управляют тут ситуацией. Пока.
– Из-за Абдоллы?
– Разумеется, из-за Абдоллы. В течение месяцев, по его приказу, тебризская полиция поддерживала Хомейни. Единственная разница между временами шаха и временем Хомейни состоит в том, что одни портреты заменили на другие, шахский герб убрали со всех мундиров, и сейчас Абдолла держит здесь все в кулаке крепче, чем прежде. – Через приоткрытую дверь в салон проникла струя ледяного воздуха. – Азербайджанцы – порода коварная и жестокая. Шахская династия Каджаров родом из Тебриза, как и шах Аббас, который построил Исфахан и попытался обеспечить свое долголетие, убив своего старшего сына и ослепив второго…