Шам

– И вот ты встретил человека, которому не повезло так, как тебе. Он вырос среди безбожников, не знает слов молитвы, не знает хадисов, не знает многого, что должен знать мусульманин. Но в сердце его горит огонь веры, жажда справедливости – он сам, без влияния и помощи уммы51 пришёл к вере в Аллаха и к желанию встать на джихад. И как же ты отнёсся к своему брату?

Зелимхан, сообразив, куда клонит учитель, виновато опустил голову.

– Ты помог ему? Подсказал? Научил его правильно молиться? Нет. – в голосе Эшрефа сквозили печаль и разочарование. – Ты стал насмехаться над ним и упрекать его в неверии.

Марат ни на секунду не поверил в искренность раскаяния чечена, для этого он их слишком хорошо знал. Но то, что учитель был на его стороне, радовало.

– Что касается его внешности – скажи мне, Зелимхан, ты знаешь, кто такой Умар ибн аль-Хатта́б?

Чеченец энергично кивнул, радуясь шансу реабилитироваться:

– Второй великий халиф!52

– Правильно. Пророк, мир ему и благословение Аллаха, назвал Умара «аль-Фарук». Ты знаешь, что это означает?

Ответ Зелимхан явно знал, но вот с его формулировкой на не слишком привычном жителю Шали русском языке возникли проблемы:

– Который знает… э-э… что хорошо и плохо.

Эшреф одобрительно кивнул:

– Да. Умар ибн аль-Хаттаб умел различать истину и заблуждение, за что и получил такое прозвище. А теперь ответь – знаешь ли ты, что сказал праведный халиф про тех, кто сеет национальную рознь между мусульманами?

Зелимхан покачал головой, но лёгкая заминка перед этим не укрылась ни от Марата ни, надо полагать, от учителя.

– Он сказал амирам своих войск: «Если люди начнут призывать друг на друга своими племенами, то бейте их мечом, пока они не начнут призывать друг друга исламом!» – Эшреф поднял палец, подчёркивая важность произнесённого. – Марат – татарин. Но, даже если к нам придёт русский, уверовавший в Аллаха всемогущего, мы примем его, как брата.

Зелимхан упрямо нахмурился и сжал кулаки:

– Русисты мне не братья! Они лишили мой народ дома, пытались уничтожить нас всех! Вы не понимаете, учитель…

Эшреф иронично поднял бровь. Старший из чеченцев, хмурый, кряжистый бородач Мага, что-то резко сказал смутившемуся Зелимхану по-чеченски, после чего повернулся к Эшрефу:

– Пожалуйста, простите его, амир. Он ещё молодой и глупый. Сказано: «Крепко держитесь за ветвь Аллаха все вместе и не разделяйтесь». Он поймёт.

Крымчанин жестом показал, что не сердится.

– Ничего страшного. Молодость бесценный дар Аллаха. Зелимхан, ты ведь знаешь, кто я по нации, так?

Молодой чеченец, всё ещё смущённый, мелко закивал. Эшреф улыбнулся.

– Но я родился не в Крыму, а в Ташкенте. Тот же тиран, что лишил дома твой народ, сделал это и с моим. Только мы смогли вернуться не через десять лет, а лишь через сорок.

Судя по тому, как удивлённо захлопал глазами Зелимхан, об этом он не слышал. Крымчанин, тем временем, продолжил:

– Должен ли я винить за это всех русских? Или всех грузин? За грехи…

Чеченец явно полагал, что должен, но был достаточно умён, чтобы оставить своё мнение при себе.

– …конкретного человека должен отвечать этот человек. Лишь опекун может отвечать за действия тех, кого он опекает, но не наоборот. Русские, воюющие против мусульман – наши враги, мы будем убивать их. Русские, не вредящие мусульманам – люди Книги,53 и покушаться на их жизнь, честь и имущество – запрещено. Русские, уверовавшие в Аллаха – наши братья, и там, куда ты направишься, ты встретишь их, сражающихся бок о бок с другими мусульманами. Многие из них – превосходные воины.

Марат краем глаза пробежался по толпе. Если на лицах татар, башкир и среднеазиатов виделось в основном либо согласие, либо признание того, что начальству виднее, то кавказцы явно не восприняли слова Эшрефа как истину в последней инстанции. Возражать, впрочем, никто не стал.

– …ты увидишь и многих других, прибывших на помощь братьям со всех концов мира – суданцы, индонезийцы, тамилы, немцы… – Эшреф вдруг улыбнулся. – Был один брат, мой друг – индеец из Венесуэлы.54 Он уверовал уже в зрелом возрасте, ему было за тридцать. В Фаллудже, прежде чем принять шахаду, он уничтожил американский танк.

– Вы были в Фаллудже, учитель? – Кулжан, самый юный из присутствующий, ему едва исполнилось семнадцать, восторженно захлопал раскосыми глазами. Интересно стало не только молодому казаху – перед ними стояла живая легенда.55

– Был. – кивнул Эшреф. – Но об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз.

Он вновь обратил внимание на Зелимхана.

– Что касается хитана – конечно, обычно мусульмане делают его. Но не все, и большинство учёных сходятся в том, что это желательно, но необязательно.

– И вообще, нефиг на чужие причиндалы засматриваться. – глухо пробормотал Артур. Зелимхан напрягся, несколько кавказцев покосились на шутника с осуждением, но Эшреф, кажется, ничего не услышал.

Крымчанин вздохнул и устало потёр переносицу.

– Думаю, тебе нужно время, чтобы подумать, Зелимхан. Я освобождаю тебя от занятий до завтрашнего обеда. Советую тебе пост и молитву – они успокоят твоё сердце и принесут ясность уму. Иди.