Шахта

Евгения приятно заинтриговало приглашение. Он уже очень давно не бывал в гостях. Поручив Карасеву подготовку необходимой документации, он вызвал парторга с профоргом и попросил также зайти своего завхоза Фоменко, кабинет которого находился по соседству. Пока все трое церемонно рассаживались, начальник шахты нетерпеливо обгрызал ноготь. Он решил особо в подробности не вдаваться.

– Должен вас известить, – начал он, – после вчерашнего совещания в райкоме... вот и товарищ Кротов присутствовал, я имел длительную беседу с секретарем по промышленности. Так вот, мне было указано, что мы с вами имеем отставание в бытовой части. Особенно что касается строительства жилья.

– Ага! – воскликнул Кротов, как будто получил долгожданный ответ на некий вопрос. Поскольку он ничего больше не сказал, Слепко продолжил:

– Я, признаться, совершенно упустил из виду это направление, может быть, за исключением больницы и детсада. Так что, товарищ Фоменко, доложите нам, кратенько, как там обстоят дела.

Заместитель начальника шахты по хозяйственным вопросам Фоменко, высокий, бравый, хотя и несколько тучный мужчина, своей рыжеватой окладистой бородой и степенными манерами определенно напоминал государя-императора Александра III. Не выказав ни малейшей неловкости от неожиданного приказа, даже не задумавшись ни на минуту, только зычно кашлянув в кулак, Фоменко раскрыл принесенную с собой пухлую папку и начал докладывать. Говорил он медленно, но исключительно по делу, так что через двадцать минут картина в основном прояснилась.

Всего в поселке проживало примерно шесть с половиной тысяч человек. Где-то около тысячи ютилось в землянках, часть которых мало отличалось от обычных домов, но некоторые больше смахивали на звериные норы. Что до пресловутого барака, его построили еще в конце минувшего века как времянку для тогдашних строителей. По мнению Фоменко, там проживало около ста семей, но Лысаковский мрачно заявил, что все двести. Евгений был поражен. Он ежедневно проходил мимо этого длинного одноэтажного строения из почерневшего, но все еще крепкого бруса. Как там могло помещаться сто или даже двести семей, он не мог себе представить. После длительных споров, прикидок и уточнений, выяснилось, что в первую очередь следовало переселить никак не меньше тысячи человек.

Пока расстроенный начальник шахты размышлял, постукивая карандашом по пепельнице, подчиненные почтительно молчали. Наконец, не в силах принять никакого определенного решения, он приказал составить список остро нуждающихся и вывесить его у входа в контору. Фоменко поморщился. Заметив это, Слепко посуровел и дал ему на составление две шестидневки и ни дня больше. Кроме того, он по-товарищески попросил Лысаковского проследить, чтобы все там было справедливо, а об этой его роли написать крупными буквами в конце объявления. Лысаковский затосковал и начал почему-то поглядывать умоляющими глазами на завхоза. Кротов пихнул его в бок, профорг икнул и потупился. Заговорили о месте строительства. Слепко предложил использовать нелепый, заросший исполинским бурьяном пустырь в самом центре поселка. Тогда ему поведали, что в Первую пятилетку уже затевалось строительство новых жилых домов. Вывешивались, кстати, и списки. Тогда под это дело сгоряча сломали крепкие частные дома вдоль главной улицы, а потом как-то спустили всё на тормозах. Парторг предложил пригласить районного архитектора, кстати, автора тогдашнего проекта. На том и порешили. На прощанье Евгений попросил всех троих наведаться вместе с ним в общий выходной часика в два пополудни в барак, поглядеть, как там и что. Они, без особого восторга, согласились, форма приглашения не предполагала возможности отказа.

Оставшись в одиночестве, Слепко долго еще сидел один, подавленно разглядывая разбросанные по столу исчирканные листочки. Из разговора он узнал много нового, гораздо больше, чем хотел. Самым неприятным было то, что Фоменко, у которого всегда можно было по-соседски разжиться парой кусочков рафинада или опрятно заточенным карандашом и которого он считал приятным, но незначительным человеком, обладал, оказывается, какой-то непонятной властью.

Во вторник, в десять утра Слепко встретился с Климовым перед входом в только что построенное, помпезное здание треста. Пожав друг другу руки, они прошли через вестибюль и поднялись на второй этаж, где в нише возвышалась трехметровая фигура Сталина на фоне художественной композиции из копров, отбойных молотков, знамен и паровозов. Красная ковровая дорожка привела их к монументальным, обитым черным стеганым дерматином, дверям, высотой почти в два человеческих роста. Их вычурные бронзовые ручки вполне сгодились бы для ворот какой-нибудь крепости эпохи Возрождения. Евгений настроился на сатирический лад, Климов же в своем потертом сереньком пиджачке выглядел, как всегда, непроницаемым.