Шахта

– Ты бы язык свой поганый попридержал! Тут тебе не пивная, понял меня? – опять вмешался Кротов. – Многовато, парень, на себя берешь! Если опытные товарищи считают, что идея опасная…

– Эти «опытные» товарищи, – взорвался наконец Слепко, – опытны только в том, как бы работать помедленнее, а я хочу…

– Чего вы там себе хотите, с этим партия еще обязательно разберется, можете не сомневаться, – едко отбрил Кротов, – а пока учтите, что партком не может позволить вам эту сомнительную авантюру.

– Это же чисто техническое мероприятие, в котором вы все ни черта не смыслите! – Евгений, сам того не замечая, перешел на крик. – Вы все тут вообще ни при чем! Я один за все отвечаю и все равно буду продолжать, чего бы вы там ни решили!

– Партком не позволит гробить рабочих и подрывать авторитет партии, – неожиданно тихо проговорил Кротов.

– Да откуда вы это взяли, Кротов?

– Поступили сигналы.

– Какие там еще сигналы? От кого? От Лысаковского этого вашего? Он в проходке стволов разбирается, как…

– От рабочих сигналы поступили, товарищ Слепко. Вы, конечно, один тут во всем разбираетесь, остальные все дураки.

– Дураки не дураки, а безграмотные демагоги, это точно.

– Чтобы какой-то, мальчишка оскорблял рабочий класс! Партию! – зашипел, как карась, брошенный на сковородку, парторг. – Ты, сопляк, у меня за это ответишь!

Повисло тяжелое молчание. Наконец Кротов заговорил, причем совершенно будничным тоном:

– Предлагаю проект товарища Слепко направить в горнотехническую инспекцию, пусть настоящие специалисты разберутся. По результатам примем окончательное решение. Что же до его недостойного поведения – этот вопрос рассмотрим на открытом собрании. Ставлю на голосование. Кто «за»? Против? Воздержался? Так, хорошо, воздержался один. Решение принято, товарищи. Разрешите заседание парткома считать закрытым.

Евгений был ошеломлен. Ему показалось, что он внезапно потерпел сокрушительное поражение. Его высекли как мальчишку, и унизительная, к тому же недопустимая для авторитета начальника экзекуция будет еще продолжена на глазах у всех! Он брел куда-то, ничего вокруг себя не замечая, пока не очутился на незнакомом пустыре. Вокруг бегали облезлые куры. Присев на загаженный ими чурбачок, Евгений принялся бездумно швыряться в глупых птиц камешками. Грустные воспоминания о детстве захватили его. И когда мысли обратились к сегодняшней неприятности, она показалась не страшной, скорее мелкой и смешной. Бросив, последний остававшийся в горсти камешек в возмущенно заоравшего петуха, он встал, тщательно отряхнул брюки и двинулся на шахту. За его спиной огромное красное солнце, ноздреватое, как апельсин, тонуло в сизой густеющей дымке.

На следующий день его вызвали в райком. Переполненный мрачными предчувствиями, он вновь собрал многострадальные свои чертежи и с тяжелым сердцем поехал. Действительно, в узкой душноватой приемной второго секретаря, ведавшего вопросами промышленности, Слепко обнаружил торжествующего Кротова, восседавшего на диване, крытом серой парусиной. Он не снизошел до ответа на любезное приветствие начальника шахты, а когда через полчаса их обоих вызвали, грубо оттолкнул Евгения плечом, чтобы первым войти в высокую дверь. Его маленькие, глубоко сидевшие глазки сверкали, усы топорщились, неудержимая радость цвела на обычно хмуром, желчном лице.

Их встретил человек неясного возраста, скорее всего лет сорока, в потертом чесучовом костюме, мягких кавказских сапогах и белой косоворотке. Его безусое, очень худое, но гладкое, как говорится, дубленое лицо ничего не выражало, и хотя голос звучал вполне доброжелательно, а рукопожатие было крепким, Евгений не нашел в себе сил встретиться с ним взглядом.

– Ну и что там у вас стряслось? – указав посетителям на стулья и усевшись сам, спросил секретарь.

– Разрешите доложить, товарищ Климов? – вскочил Кротов, вытянувшись по-военному.

– Докладывай.

– Товарищ Слепко ведет на шахте вредную авантюристическую, деляческую политику, игнорирует мнение парткома, прямо оскорбляет партию и рабочий класс!

– Так, – движением руки Климов разом остановил и оратора, и взвившегося чуть не до потолка Евгения, неторопливо раскурил папиросу, пару раз глубоко, с удовольствием затянулся, – это понятно. Расскажи теперь ты, товарищ Слепко, об этом самом «параллельном способе». Ты уверен, что проходку действительно можно будет ускорить?

Евгений кое-как, поминутно сбиваясь, изложил суть своего предложения.

– Посудите сами, – закончил он, – сейчас ствол до сорока процентов времени стоит на крепеже, значит, если одновременно вести проходку, это даст выигрыш минимум в полтора раза.

– Похоже, что так, – задумчиво пробормотал Климов, плюща в пепельнице очередной окурок, – да, похоже, что так.

– Говоришь, оскорбили тебя? – вдруг повернулся он к Кротову.

– Начальник строительства Слепко оскорбил партию и рабочий класс, обозвав членов парткома придурками, а заслуженных рабочих – демагогами!

– И правильно назвал, вы и есть придурки и демагоги, а партия и рабочий класс тут ни при чем.