Шакалы пустыни

…Словно в мясокомбинат попали. С глубоко несвежей продукцией. Катрин рубила всех, кто вставал на пути — ятаган полосовал плоть с кровью или червями, под клинком лопались сухие кости, слетали безгубо хохочущие костяные головы. Еще чуть-чуть, к тому дому, рядом стена. Девушка, рыча, сбила подсечкой безумно лохматую живую бабу, отшвырнула нечто в вонючем саване, зарубила воющего беззубого человека. За спиной все реже хлопали выстрелы, визжал и истерил «Девять» — его автомат наглухо замолчал. Катрин снесла гнилую голову великану в ржавой кольчуге, отбросила двоих — не так сложно, они почти все безоружные. Совсем несложно, если бы страх не мешал. Уходим, уходим… Дверь склепа приоткрыта, ручка-кольцо удобная. Ногу опереть, вверх… Не слишком удачно отмахнувшись клинком по тянущимся рукам, живым и неживым, девушка взлетела по двери, подтянулась, оказалась на крыше… Вот она, стена кладбища, допрыгнуть (если постараться) можно…

— Эй, слабое звено!

Не слышат. Зажатые «Цифры», судя по поведению, берегут последние патроны в барабанах «смит-вессонов» — перезарядиться уже шансов не будет. «Девять» уже не визжит — в голос воет. У шефа оказался в резерве недурной тесак. Ишь, прямо спартанец, только куда скучнее врага режет-рубит.

— Вейль!

Увидел. Снес вцепившуюся в одежду руку, разрядил «лебель» в ближайшего нападающего (придержал-таки пулю, хладнокровен как тюремный священник), слегка рубанул колено кому-то сутулому, без церемоний наступил тому на спину, далее на дверь…

Катрин поймала за руку, рывком выдернула на крышу:

— Дай, Джим, на счастье лапу мне!

— Кто? — слегка удивился шеф.

— Репшнур у вас? — уточнила Катрин, глядя не месиво внизу. — Готовьте.

В борьбе «в партере» охранники что-то смыслили — знакомый вид спорта. Но атакующие давили массой: стоило отбросить одного-двух, как наваливались трое. «Девять» кроликом верещал где-то внизу, похоже теперь уже его пытались загрызть, партнер дробил кости врагов рукоятью пустого револьвера, но исход свалки был предрешен.

Катрин спрыгнула на пустое место — за ногу нынче уже хватали, хватит, едва устояла. Атаковала толпу с фланга. Славный сородич кукри рубил и отсекал все что попадалось — хорошему клинку, «что водка, что пулемет — все поимеем». На мгновение посеченное мертвое и живое присмирело в единой куче. Правда, и «Цифры» замерли как неродные — силы у мальчиков иссякли. На морде «Девять» натуральные слезы пополам с соплями и густо набрызганной гадостью.

— Встать! — рыкнула Катрин, машинально обращаясь к языку малопонятному присутствующим, но сугубо необходимому ей самой для уверенности в эту минуту.

Дальше пришлось использовать обсценный сегмент данного языка, поскольку волочились охранники к спасительной двери невыносимо медленно, а взбирались по шнуру вообще возмутительно вяло. Катрин практически притиснули к стене: морды вокруг как на татуировках пригородных сатанистов — жуть, глубоко бессмысленная. Рубящая рука онемела от непрерывной работы, ноги, в общем, тоже — свинцовые. Чувствуя, что еще секунда и придется захныкать, как душевно ранимому охраннику, Катрин прыгнула на дверь. За проклятое платье немедленно уцепились десятком рук. За край крыши девушка успела ухватиться, но теперь пришлось висеть на одной руке и сбивать клинком с подола невоспитанные лапы. К счастью, сверху девушку поддержали, Катрин закинула руку с оружием, оперлась локтями, стиснула зубы, и, оставив жаждущим девичьей крови лапам порядочный кус подола, выдернула себя на крышу.

— Так как там говорится в таких случаях? — уточнил шеф.

— Это к теме не относится, — прохрипела девушка. — Они сейчас наверх вылезут.

— Я шнур на забор забросил. Прыгать далековато, — пояснил Вейль.

Быстро он соображает, этого не отнять. Крыша была двухъярусной, с высокой части шеф успел натянуть шнур и закрепить «переправу». По импровизированному мостику перебирался ослабевший «Девять». Уже обосновавшийся на заборе «Семь-Шесть» трогательно протягивал навстречу партнеру забрызганную руку.

— Уйдем, — пообещал, заряжая револьвер, шеф. — Сейчас все начнет успокаиваться.

— Это почему? — Катрин, пытаясь перевести дыхание, спешно готовила себя к общению с узким и малоудобным шнуром. По правде говоря, сил оставалось немного — последняя рубка выдалась жесткой.

Вейль пожал плечами:

— Рассвет.

Над крышами действительно уже вполне очевидно наметилось зарево восходящего солнца. Мило. Там, на западном берегу, с вершин пирамид вовсю видна обещающая улыбка лучезарной Эос, вольный ветер пустыни сушит разгоряченные лица, и все такое, лирическое. Но непонятно, как это поможет спятившему Каиру.

— Гм, ладно. Рассвет. Нас утро встречает прохладой, — Катрин утерла лицо, мокрое от пота и брызг крови (не только крови, но лучше об этом не думать), и двинулась к веревочному мостику. «Девять» уже спрыгнул на улицу, а «Семь-Шесть» открывал нож — хороший такой керамбит[8], правда, больше подходящий для цивилизованных условий. Так и не взглянув на Катрин, охранник срезал шнур, причем, полоснув так далеко как только смог дотянуться. И исчез за забором.