Шакалы пустыни

— Ладно, не купаться. Я буду умываться и ополаскиваться, а вы стоять на страже. Я вам доверяю, ибо вы истинный рыцарь, Роланд галльской сдержанности и Баярд революционной скромности. Потом поменяемся и вы омоете усталые длани живописца, равно как и стопы неутомимого носителя европейской культуры.

— Уверен, солдаты не станут за вами подглядывать. В сущности, они воспитанные парни…

Катрин, улыбаясь, кивнула в сторону спуска…

Вода была прозрачна и в меру прохладна. Шум пробивающихся сквозь черные блестящие камни потоков отдалял-отрезал остальной мир, оружие лежало на близком (но недостижимом для брызг) уступе. Тело, сочетающее разные степени-тона загара, скользило в воде, исчезало за камнями и в глубине, вновь сверкало в солнечных пятнах отмелей. Наверху темнел храм бараньеголового Хнума, но древние боги уже покинули здешние места и не возражали людским купаниям, да и нынешние боги отнеслись к уместным омовениям снисходительно. Посему ничто не мешало купальщице утянуть в воду гражданина-художника. Он не особо сопротивлялся, но пытался осознать:

— Катрин, но почему именно сейчас…

— Просто так. Порыв души и тела.

— Послушай, я уже весьма немолод…

— Разве? О, боги, как я ошиблась, он уже не молод! Как я могла?! Иди сюда, я обязана убедиться…

Не-молодость имеет уйму преимуществ — целовался гражданин-барон просто изумительно (ну, для мужчины изумительно). А когда выбрались из воды на теплые камни, Катрин ничего художнику делать не позволила, полностью подавив военно-аристократической манерой возглавлять и оказываться сверху. И это было здорово. Вот потом… О, каждый академический талант имеет право на реванш…

…— О-о-ааау! Этого ты от мадам Помпадур набрался?!

— Ни слова о тенях прошлого! Позволь сменить интригу…

Архе-зэка осознала, что в любой экспедиции случаются истинно великолепные моменты. Или это уже гораздо позже осознала, когда размышляла о том, почему французы прошлого так разительно отличаются от французов настоящего? Была ведь нация, даже латексные презервативы мгновенно осваивала и виртуозно применяла. В общем, то были минуты полного воспарения и восторга на берегу под храмом бога-барана, святилище которого невежественная архе-зэка так и не успела осмотреть.

В упоении (или в паузах оного?) истинный художник неминуемо хватается за кисть, в смысле, за карандаш.

…— И к чему это? Ты меня и так запомнишь, — улыбалась молодая вдова, убирая со лба короткие пряди, мокрые и холодящие ладонь.

— Чудес на свете не так много. И история мне не простит… — на желтую бумагу ложились штрихи мимолетного наброска.

— Угу, помнится, ты и порнухой промышлял. Пусть и высококачественной, но мне не хотелось бы попадать в ту коллекцию «для взрослых».

— Увы, в жизни случаются бесславные моменты, но у художников не бывает позорной работы — бывает позорно сделанная работа. Только намекни куда прислать, обещаю, получишь лучший и оконченный вариант рисунка. В единственном экземпляре, разумеется, — поклялся гражданин-барон.

— К чему эти издержки на почтовые расходы? Пусть шедевры пылятся в кладовых Лувра, надежнее будет. Приду когда-нибудь и полюбуюсь.

— Почему же вдруг Лувр? — мимолетно удивился увлеченный художник.

Руки Катрин обвили его шею и отвлекли от творения сомнительных шедевров. Поэзия игр тел куда уместнее прозы скучной бумаги. Особенно здесь, на острове пальм и развалин. Да и вообще — талантливый человек талантлив во всем, к чему время на рисуночки терять?!

* * *

Возвращались уже в преддверии вечера. Охрана проявляла похвальную сдержанность, никаких ухмылок и прочего. Разговаривали о военной обстановке и грядущих переговорах с мамлюками Мурад-бея. Нет, чудесные люди эти французы. Ну, были чудесными, пока не…

Накатывала легкая грусть, барон-художник хотел спросить, не решался. На пристани Катрин сама сказала:

— Имелись у меня сомнения, ибо не к чему, да и вообще на беглый недостойный разврат похоже. Но денек оказался просто чудесный. Спасибо! Иной раз мы вспомним берег чудесной Элефантины, а больше ни о чем не станем думать.

Художник-барон молча поцеловал ей загорелую руку. Эх, такую безупречную чуткость в последующие времена фиг найдешь.

Грусть оставалась, но тело и душа были легки, сыты и довольны. Катрин шагала к «Шеп», думая о хорошем дне, и о том, что желудок хотя и часть тела, но отдельная и крайне привередливая — опять ему пошлые калории подавай, непременно ужинать желает, причем, банальная чечевица в столь славный денек вообще неуместна…

«Шеп» была тиха, как будто ее уже на слом отбуксировали. Даже вахтенного не видно. Зато на носу торчал шеф и пялился на возвращающуюся архе-зэка.

— Что такое?! — возмутилась Катрин. — Я из увольнения даже раньше срока приперлась.

— Да, часа на два, — согласился Вейль. — И это весьма кстати. Давайте быстренько собираться. Иначе могут начаться сложности, а они нам ни к чему.

— А где все? — поинтересовалась шпионка, запрыгивая на палубу.