Мушка штуцера ловит цель поценнее. Выбор шикарен: этот кривоносый высок и крепок, а рядом обладатель представительной бороды, за ним башка в чалме, та вообще просто шикарная. Вот со стоматологией у них не очень — в раззявленные пасти хоть не смотри. Что ты здесь делаешь, Катрин? Чужая война, чужие обыватели, чужие кариесы. Проклятые наемные контракты…
Парадокс: объяснять, командовать, призывать, просто нет времени, а глупые мысли в голове все равно успевают промелькнуть. Опомнятся стрелки?
Стоя рядом с согнувшимся лейтенантом, девушка в алых шальварах мягко жмет спуск штуцера. Пф-бах у винтового ружья чуть иной — а на прицеле штуцера не грудь или переносица того славного сиенца, что выглядит реальным предводителем мятежной толпы — нет, его колено. Нам не геройская смерть вождя нужна, нам упавший и страшно кричащий главарь выгоднее…
Катрин вышагивает из облака дыма — вождь горожан рухнул, через него покатились, спотыкаясь, набравшие скорость сограждане. Уже из кучи донесся жуткий вой боли. Хорошо кричит, бедняга, и боль невыносима, и чует, что ногу лекари оттяпают. Толпа притормозила, слегка отрезвленная диким воплем, не решаясь затаптывать живой завал, кто-то повалился и в середине толпы, схлопотав по затылку окованной палкой неловкого собрата-повстанца. Нужно их ошеломить, задержать еще хоть на секунду. Мы воинственны и бесстрашны…
За спиной долгожданный топот, солдаты хватают под руки лейтенанта, тот мгновенно обмякает…
— Вдова!
— Валите и не ждите. Уйду…
Толпа ревет, медленно перекатывается через лежащих. До раненого офицера и уволакивающих его солдат всего полусотня шагов. До проклятой продажной гяурки, шлюхи, бесстыжей ведьмы, еще ближе. Она неспешно закидывает за спину ружье, достает из кобуры пистолеты, и раздается из-под дорогого никаба злобный хохот, неистовый клекот воистину шайтанова племени:
— Ааааа-амбе!
Катрин вовсе не собирается умирать. Может, потому и рвется из горла индейский клич — напоминание о смертных ошибках на холодных холмах? А что еще орать? Матерное послание, увы, невежественные египетские обыватели не воспримут, а правильное, то, что на настоящих войнах кричат, здесь неуместно.
Топчется, жаждет захлестнуть и пожрать живая стена, но еще отзывается предупреждающим эхом, взлетевший к минаретам боевой вой — чуждый и опасный даже на ином континенте. Колдунья она — дщерь шайтана!
Но слишком густа ненависть, разожженная к чужакам, слишком много было сказано агентами Мурад-бея, подтверждено муллами славного города Асуана, озвучено мудрыми улемами и шейхами. Воистину, смерть нечестивым фрэнчам, и ведьмам кровавым смерть!
Катрин почти с облегчением поочередно разрядила пистолеты, свалив двух самых неистовых атакующих. Шагов за спиной не слышно, да и не расслышишь в реве городской ненависти. Все: ушли — не ушли, архе-зэка тут умирать не собирается…
Она не бежит — она взлетает. До торца торчащей из стены балки высоко, но достижимо для очень-очень спешащей шпионки. Два движения и рывок — ноги взлетают выше плеч, и ведьма уже наверху, на краю плоской крыши. Чистая магия и немного правильной физподготовки…
Внизу даже примолкли. Разочарованы. Весьма…
Катрин смотрит на запрокинутые лица — сверху бороды-носы-глаза выглядят довольно странно — и говорит. Фраза (и адрес) предельно кратка. Но интуитивно понятна. Ой, сейчас стену завалят. Там, на дальней крыше, наконец, перезарядились, и оттуда прилетает пуля… откровенно неточная. Но дразнить не будем.
Шпионка пересекает крышу и без промедления спрыгивает на пристройку. Сзади уже ломают ворота, вышибают дверь, ведущую с улицы в дом. Ну, это напрасные разрушения и безрассудный ущерб отдельно взятому частному домовладению…