Шакалы пустыни

— Только не убеждайте меня, что экспедиции необходим специалист со столь нетерпеливыми и липкими ручонками, — прошептала Катрин. Ее передергивало от грубых звуков, доносившихся с саркофага.

— Кольт, стоять! Я приказываю! — сквозь зубы прорычал Вейль.

— Шеф, вы, собственно, в каком звании службу закончили? — поинтересовалась архе-зэка, для пробы расчерчивая тьму клинком.

— Его списали в звании полковника. Кстати, тоже уволен по состоянию здоровья, — сочла уместным уточнить де Монтозан и подавилась — похоже, болтливую профессоршу попросту двинули в живот фонарем, на этот раз шефским.

— Как бы там ни было, дальше я с мсье «Крестом» не пойду, — морщась, сообщила тьме Катрин.

— Не в этом дело, — пробормотал Вейль. — Доктора мы уволим и рассчитаем, но наверху. А сейчас не приближайтесь к саркофагу. Дьявольщина, вы же не девочка, проанализируйте ситуацию. Нам нужен свет. Остальное потом!

Шеф был прав. Катрин вернула ятаган в ножны и достала огниво. Вейль пытался чиркать спичками, они, импортные, закономерно капризничали. Местное огниво куда надежнее.

— Я сейчас батарею напрямую соединяю. Вообще-то я тоже трижды в неделю ходил к психиатру, — сообщил младший научный сотрудник. — Лучше сразу признаюсь. Но я не такой извращенец и не нужно меня сразу…

— О чем ты говоришь, Алекс?! — ужаснулась профессор. — Люди рождаются со свободным гендером, и нет ничего странного, что ты до сих пор…

— Нет, я уже определился, — заверил руководительницу «Латино». — Кажется, готов фонарь, зажигаю.

Архе-зэка успела прикрыть глаза, поэтому луч фонаря ее не ослепил. Но взвыть Катрин все равно взвыла. Собственно все заорали, а кто не заорал — заскулил нечеловеческо-собачьим голосом. Только «Крест» не выл, а вожделенно отдирал маску — ему удалось просунуть ладонь под золотое изображение, доктор подпрыгивал на саркофаге, дергая изо всех сил, жмурясь от нетерпения. Перекошенная отвратительная физиономия врача была вполне узнаваема, вот ниже… Ниже плеч живого человека не было — дергалась на саркофаге мумифицированная темная плоть, усохшая прямо на костях и лишенная даже приличествующих бинтов. Скрипели в тазобедренных суставах желтые мослы, сыпалась легкая пыль, аромат благородного кедра уже смешался с отвратительным запахом паленой кости.

Разом загорелись все фонари, в слепящих лучах заметались тени, а на саркофаге продолжал пыхтеть корыстолюбивый полусухой полутруп. Катрин, пятясь от этого ужаса, уронила огниво. Доктор «Крест» навалился на крышку саркофага, обхватил золотое сокровище обеими руками, а тлен уже добрался до его затылка — сыпались со ссыхающегося черепа волосы — но лицо еще жило, гримасничая в безумии жадности. В последний миг сумасшедший осознал, что чудесное золотое лицо стискивают уже не ладони, а желтые костяшки, рассыпающие последние чешуйки бурой плоти. «Крест» закричал, не веря, но этот последний вопль ужаса, перешел в скрип костей и легкий стук — из опустевшего черепа посыпались зубы. И тут в глаза невольных свидетелей осквернения хлынула тьма — густая, как донный ил ночного Нила…

Катрин успела протестующее подумать, что одновременный выход из строя всех фонарей попросту невозможен, не надо так, пожалуйста, давайте иначе… мысли ушли…

…Влек вечный Нил свои зеленоватые чистые воды, скользила по ним крупная лодка, простая и изящная, ничуть не похожая на чрезмерную парусами и размерами дахабью. Сидела в кресле на носу быстрого кораблика женщина, любовалась рекой и размышляла о богатой рыбной ловле. Лежала у ног женщины крупная пятнистая кошка, такая же сытая и так же размышляющая об охоте. Гребцы слаженно сгибали спины, густо украшенные рубцами, без устали налегали на весла. Текла над речной водой тень корабля, текла блаженная тишина безмолвия и плеска весел. Смугла кожа хозяйки-властительницы, унизаны кольцами руки, греется на шее тяжелое ожерелье, дремлют странные золотые звери литых богатых украшений. Имя ли Асо[3] носит наводящая ужас дама, иное ли знаменитое имя, посторонним знать не дано. Не ИМЯ важно, но власть и предвкушенье ловли… охоты… вкуса крови, важна тяжесть оружия и бича из кожи гиппопотама, висящих на массивных звеньях золотого пояса…

Как странно чувствовать себя иной.

Потом Катрин, пребывая сразу в десятке мест, увидела многое. Видела и молодого мудреца — он стоял на просторной веранде под ночным небом, вперив взгляд в сияющий звездами небосвод, и думал очень мудро. Астролог и астроном, философ и филолог, геолог и гидролог, поэт и почвовед, в общем, гений, уважаемый равно и фараоном, и пастухом, уникальный и незаменимый в этой эпохе и на этой планете. Ждали и жаждали в спальнях обожающие его жены (или наложницы? тут однозначности пока не имелось), а он мыслил…