Шакал

Рейдж отвернулся от женщин, прекрасно осознавая, что когда его заметят, его обнаженные ноги примут за оскорбление.

И да, вскоре раздался парный вскрик и быстрый топот, когда женщины поспешно и с хихиканьем скрылись с глаз.

Качая головой, Рейдж ждал, что хозяин дома их осадит.

Джабон вместо этого рассмеялся.

— Милые дамы, поберегите себя. Опустите же взгляд!

Снаружи донесся жеманный смех.

— Наши глаза уже не смотрят, — ответила одна из женщин.

Глаза Джабона сияли от восторга.

— Брат Черного Кинжала Рейдж умеет произвести впечатление, не правда ли? Как и Брат Черного Кинжала Дариус.

Рейдж стиснул зубы, его брат также казался раздраженным. Тем временем от женщин последовал мгновенный ответ. Рейдж отметил, как эта пара высунулась из-за дверного косяка, с интересом разглядывая его и его напарника.

Пристойность, очевидно, понятие относительное. И зависит от социального статуса того, кому нанесли оскорбление.

Качая головой, Рейдж подумал: «Воистину, не стоило подниматься с постели».

Глава 16

К слову о сне с открытым глазом.

Никс сидела, прижавшись спиной к влажной стене пещеры и вытянув ноги по направлению к купели. Она уже оделась, заплетенные в косу волосы все еще хранили влагу, и она осознала, что никогда особо не думала об этом выражении про сон и глаз. Как и в случае с фразой «жизнь — это шоссе», ты время от времени слышишь от других эти слова. Встречаешь в журналах. В середине главы какой-нибудь книги… или даже в начале. Как и все устойчивые словосочетания, комбинация слов использовалась так часто, что в итоге утратила первоначальное значение. К тому же, если разобрать выражение на составные части, смысл в принципе теряется. Если только кто-то не приподнял твое веко зубочисткой, сложно уловить фактическое значение фразы. И если кто-то вытворит подобное, ты уже вряд ли заснешь. Ты достанешь зубочистку и поблагодаришь инициативного товарища зуботычиной.

Ладно, вот вам еще один бессмысленный набор букв: «зубо» — «тычина».

Неважно. Ее глаза — оба глаза — были закрыты, и Никс понимала, что давно потеряла счет времени, значит, наверняка уснула. К слову о помехах: ее сознание, чувства, паранойя, подпитываемая адреналином, покалывание в теле — все это было подобно неостанавливающемуся счётчику Гейгера.

И все триггеры срабатывали ложно.

Звуки — реальные или воображаемые. Запахи — реальные. Изменение температуры воздуха и сквозняки — реальные, но в действительности ни о чем не свидетельствующие.

Каждый раз, когда она просыпалась, то сразу смотрела одним глазом на Шака.

Он сидел в том же положении по другую сторону купели, тело под прямым углом, спиной прислонившись к стене, его мощные ноги были вытянуты, а широкие плечи занимали до хрена много места.

Когда она в сто семьдесят пятый раз открыла глаза, то не сразу поняла, что привлекло ее внимание, но равно как с разбором устойчивых выражений в своей голове, это «А? Что?» превратилось в подобие игры. Весело (нет).

Когда не последовало ничего тревожного — заключённых, стражи — и Шак не отреагировал, Никс снова смежила веки.

Но в этом раз не получилось заснуть с одним глазом.

Она выпрямила ноги, потом снова скрестила. Повторила с руками. Размяла шею.

Оглянувшись по сторонам, хотела выяснить, что именно ее потревожило, словно это знание могло ее успокоить. Или, по крайней мере, выдернуть адреналиновый шнур, присоединенный к ее сердцу, из розетки.

Единственное, что пришло ей на ум, то как он ответил на ее вопрос.

За что тебя посадили?

Мы не задаём здесь таких вопросов.

Сказав это, Шак прошел туда, где сидел сейчас. Какое-то время спустя он рассказал ей важные для нее вещи: расписание стражи, сколько им придется ждать, как ему придется сверяться через определённые интервалы с местоположением стражников.

Она почти не следила за его словами. И у нее возникло ощущение, что и он тоже был не здесь.

И вот они, притворяются что спят. Шак выглядел так, будто действительно задремал, хотя он, наверное, привык спать урывками.

Господи. Сто лет под землёй. Немыслимо.