Шаги по земле

Подготовка длилась долго и протекала упоенно. Сколько надо всего узнать! И я перечитывала прошлогодние дневниковые записи, смотрела, что было в моей жизни той весной. Прикидывала, когда и что цвело и что затем из него вырастало. Представляла, как запахнут впервые зацветшие кусты, по каким ложбинам в этом году растелится и расцветет фиалка.

И было недоумение, даже желание как-то исправить то, что светлость дня начинала нарастать слишком рано, в морозы… что новый солнцеворот устанавливался еще в марте, когда его хотелось в мае, чтобы день на длинной ножке выпадал не на конец июня, а на конец августа… Тепло в моем представлении никак не должно было сочетаться с ранними сумерками, от которых так тягуче больно бывало в августовские вечера, на Спаса, когда все пахло яблоками и медом.

Эти несоответствия, от нас не зависящие, ни от родителей, ни от еще более старших людей, — обижали и делали меня маленькой и беспомощной.

Весна начиналась Сретением, первой капелью и первой лужей у порожка! На крыше дома против солнца таяло, с застрех капало, а сосульки нарастали — опять что-то было вопреки и наоборот. Что же делать? В Сретение зима борется с летом — выясняют они, кому идти вперед, а кому назад, и каждый из людей по-своему толковал этот поединок. Папа в канун Сретения изучал вечернее небо — просто выходил во двор и смотрел, звездно ли оно. Если небо бывало звездным, то он вздыхал, а воротясь в дом, говорил: «Зима еще не скоро заплачет». Мама примечала дневную погоду: если птичка напьется воды у порожка, то весна будет ранней и дружной, и тогда пекла «жаворонков» — выпускала в мир вестников весны. Не специально, конечно, просто она всегда что-то готовила из теста, вот заодно и птичек лепила, запекала в духовке, а потом выставляла на стол для украшения.

А бабушка Саша говорила совсем иное: в этот день Ветхий Завет, а с ним все злобное и грешное, с миром отходит в вечность, уступая место Христианству. Она брала меня в церковь, где пели: «Радуйся, благодатная Богородица Дева, ибо из Тебя воссияло Солнце правды, Христос Бог наш, просвещающий находящихся во тьме. Веселись и ты, старец праведный, принявший во объятия Освободителя душ наших, дарующего нам воскресение». Потом я пошла в школу и уже не ходила с бабушкой в церковь, а еще позже церкви не стало, но песня эта стала для меня гимном весны и даже всей жизни: «Радуйся!»

И Пасха! Еще продолжался пост, а по дворам уже забивались кабанчики, солились и коптились окорока, изготавливались колбасы, из сдора (нутряного жира) выжаривали смалец, после чего получались вкусные шкварки — готовили скоромные яства для разговения. Ближе к празднику — красили яйца и пекли куличи. Для выпечки куличей папа изготавливал из жести формы разных размеров, и к нам приходили соседки — брать их для своих нужд.

Потом наставала Троица, и мы с сестрой набирали на взгорках настоянных на солнце чабрецов и устилали ими пол в доме. От того чудного лугового аромата, мягкого и прохладного, ночной сон наш становился тихим и спокойным, и мы все чувствовали себя здоровее.

5. Прелести каникул

Школа внесла в годичный распорядок дат и дел свои значительные события и праздники. Весной это были каникулы, сидение с книгой под пригретым окном и чтение в запой. Практически до школы или в начальных классах прочитав М. Рида — почти всего, но особо «Белую перчатку», «В поисках белого бизона», «Всадник без головы»; пенталогию Ф. Купера об индейцах; знаменитую трилогию Ж. Верна о капитане Гранте; Д. Лондона — особенно «Морской волк», «Сердца трех», «Мартин Иден» — эту главную, вершинную приключенческую классику, с жадностью проглотив их навороченные сюжеты, погони и поединки, я вернулась к сказке, находя теперь в ней не схематичность людей и лубочность ситуаций, а богатство человеческих душ, красочные иллюстрации низких и героических поступков, богатство языка. Сказки были как бесхитростные и тем прекрасные картинки, выраженные в словах, как милые фантики первых конфет, снятых с елок. И волновали простотой и непредсказуемостью.