Он не мог видеть нас, темнота и ослепительные вспышки выстрелов мешали ему никак не меньше. Но у него была его чертова сука. Которая чувствовала всех нас. Наши мысли, желания… Нашу боль, если есть.
Клик‑клик!
Но я уже на локтях и коленях слетел на несколько ступеней ниже, следом топот Шатуна. Когда ударил выстрел, вспышки я не увидел — отгородил изгиб лестницы. Ногу обожгло дробинкой, сзади хлынула еще одна волна пыли от развороченной стены, но это все было уже неважно.
Прямо передо мной, чуть ниже — полоса света.
Попытавшись подняться, но не попадая в ступени, то и дело оскальзываясь, я ссыпался туда и врезал в дверь руками.
— Не отставай! — назад, не оглядываясь.
Скользнул в приоткрывшуюся дверь.
Лабиринт колонн, красноватых отблесков — живых, колеблющихся — и подрагивающих теней… и холодного ветерка, что закружился вокруг меня вихрем, стягиваясь, набирая силу. Она почувствовала, что я ближе всех.
Ледяные струи ударили в меня, сбив с мысли, вышибив из меня ритм…
Не струи — струя. Она опять била так же, как била ручная дьяволица, когда крысы не нападали на нее и мы остались один на один. Лезла в ту же дыру в моей защите.
С третьего раза я уже почти чувствовал, как именно они делали это… Я сосредоточился на этом кусочке, на этой пробоине, выталкивая холодные касания прочь, прочь, прочь, выравнивая себя.
Только эта сука лезла не к моим пальцам, не к руке, нет, она не разменивалась на пустяки. Ей нужно было больше. Все! Сразу!
Волнами на меня накатывало ощущение того, что вокруг уже не зал, в котором я был три дня назад и что‑то рассмотрел, но теперь это не важно, теперь это было что‑то чужое, распадающееся на колонны, на пятна света, теряющее цельность, значение, смысл…
Что это? Где я? Кто я?
Я знаю — зачем. Я иду к
Конец зала — туда.
Вперед!
Она снова навалилась на меня, но я ждал ее. Я тянул свои мысли, свою волю вперед — сквозь ее ледяной шторм, рвущий меня на клочки.
Хаос вокруг — я сам снова обретал форму, сливался в привычный мир, с порядком и смыслом. Вытолкнул.
Я вытолкнул тебя, сука! Вытолкнул начисто! Лишь едва‑едва, как далеко эхо, долетали отзвуки
Да она паникует!
Ты боишься, тварь! Боишься и растеряна!
Я успел сделать несколько шагов, прежде чем понял, что не смог. Нет, не совсем я выдавил ее из себя. Что‑то она успела сделать. Где‑то всадила в меня крючок, зацепилась и теперь легко скользнула по этой ниточке опять в меня. И взялась за меня по‑настоящему.
Теперь это был не сметающий ледяной шторм, нет. Я чувствовал, как ее холодные щупальца скользят в меня, осторожные и внимательные, что‑то отыскивая, выщупывая…
Я понял, куда она лезет… Понял, но слишком поздно.
Туда, где все мои приемы почти ничего не стоят. Туда, откуда я не смогу выдавливать ее — мне не во что упереться, не за что зацепиться. Три дня назад она врезала по мне, когда я был беззащитный. Пробила меня, как бессловесного зверя, и на этом месте я еще долго не смогу выстроить оборонительных укреплений…
Ее холодное дыхание — прямо сюда, выхватывая из моей памяти миг, который я забыл, потому что несся сквозь листву, ничего не соображая…
Нет, нет, нет!!!
Кажется, я взвыл так, как выл Виктор там, в темноте возле двери. Стискивая зубы, напрягая все силы. Заставляя себя не думать о страхе. Забыть страх! Забыть тот день. И забыть, что вообще есть оно, это место —
Нет ни места, ни мира, ничего — есть лишь этот свет от свечей и тени. И я. И чертова сука, которую я должен достать… И больше ничего нет.
На миг я смог убедить себя в этом — потому что холодные щупальца перестали давить здесь, скользнули дальше.
На миг накатило облегчение. Я сообразил, что почти не дышу, и втянул полную грудь воздуха. Сам того не заметив, я почти остановился… Вперед! Я уже близко! Это уже середина подвала, вот‑вот появятся камни алтаря и свечи!
А потом я понял, куда она скользнула. Не в сторону, а глубже.
Он и раньше был здесь, но я его почти не замечал. Не до него… Но сейчас он заполнил мои ноздри, стал реальнее всего, что я чувствовал. А подвал, колонны…
Подвал, колонны, дом в дубовой лощине — это все был сон. Всего лишь сон. Я понял это в одном мгновенном приступе отчаяния. Мне все это привиделось, привиделось за один миг — это всего лишь сон. А реален лишь этот запах горелого жира, запах свечей. Свет этих свечей…
Сотни свечей.
Чуть подрагивающие огненные язычки со всех сторон от меня.
И холод. Я совершенно голый, и мне жутко холодно.
Непонятные слова, плетущиеся в медленный распев, усыпляющий, окутывающий все вокруг туманом, сбивающий мысли…
…но это тень, призрак, ничто. Есть только голубые глаза на прекрасном лице и твердые соски, упершиеся мне в грудь.