Шаг во тьму. Дилогия

— Она не пойдет, — сказал Виктор.

— Вить… — Катя, извиняясь, покачала головой. Глядя ему в глаза, положила ладонь мне на руку. — Я пойду с ним… — Она обернулась ко мне: — Я пойду с тобой, Влад. Я знаю, что это такое, когда… Я пойду с тобой.

— Да? А Олег? Если вы засыплетесь, он так и останется у нее до конца дней. Ты даже не сможешь его убить, чтобы прекратить это. Некому будет его убить.

— Что ж… Значит, некому. Его в любом случае уже не вернуть. А вашего Старика еще можно. Я пойду с тобой, Влад.

Я кивнул и сжал ее пальцы. Обернулся к нему:

— Вить?

Сморщившись, он глядел в сторону.

Я ждал.

Катя молчала.

Он все щурился, морщился, скалился… А потом лицо стало пустым и грустным. Он усмехнулся, одними губами. Поглядел на нас.

— Ну и как же, мне интересно, вы себе это представляете? Вдвоем влезете к ней в город, перебьете всех ее пурпурных, двух ее жаб…

— Одну жабу, — сказал я.

— А, все‑таки был толк?.. — Впрочем, лицо осталось таким же постным. Он пожал плечами. — Пусть одна жаба. Много это меняет? Эти пурпурные вокруг нее месяцы, годы. Они не превратятся в тех, кем были, если вы ее убьете. Они останутся такими же верными слугами, какими были. Продолжат служить ей, будто она еще жива.

— И черт с ними, — сказал я. — Главное — завалить ее здесь. И Олега. И убрать тела. Тогда, когда через два часа они не вернутся, там, в поселке, засуетятся. Приедут сюда, но тел нет — что с ней? В плену? Убита? Они полезут из поселка, как муравьи за маткой, искать ее. Все до последнего. Ты же сам говоришь, она их вышколила отменно… И вот тогда мы туда войдем. В пустой поселок.

— А вторая жаба? А прислуга? А охрана у ворот?

— Это мелочи. Не в счет.

— «Не в счет»… — криво усмехнулся Виктор. — Убрать ее тело и Олега, говоришь… Легко у тебя все получается… Как бы не пришлось кому‑то убирать наши тела. И черта с два они уберутся из поселка все. Человек пять останется.

— Поселок большой, — сказала Катя. — Несколько человек не смогут помешать нам залезть внутрь, если мы пойдем с разных сторон. И они же не знают, что именно нам нужно. Сможем добраться до комнат, где они держат пленных. Увезем его.

— Если будет кому увозить… — снова без всякого выражения сказал Виктор. — Езжай к своей суке, Крамер. Спроси у нее, есть ли шанс у Старика продержаться до следующего полнолуния.

— Еще четыре недели? Ты сам‑то в это веришь?

— Спроси у нее!

Я пожал плечами. Сдается мне, я знаю ответ. И он тоже.

— Зачем? Надо готовиться.

— Мы подготовим что можно. А ты съезди к ней. Узнай точно. — Он прищурился на меня, будто еще что‑то хотел сказать — даже догадываюсь что, но все‑таки смолчал. Яростно потер лицо, снова поглядел на меня: — Езжай. Езжай!

Я вдруг понял, что уже минут пять сижу, тупо уставившись в черное зеркало пруда.

И наверное, у меня было такое же пустое лицо — как у Виктора там, перед кабачком… А может быть, раньше. Когда он только подъехал к дому Старика и должен был войти туда. В комнату, из которой бежал. В комнату, где осталось слишком много следов, чтобы верить в лучшее.

Я вылез из «козленка», от души хлопнув дверцей, и зашагал к дому.

— Мой господин сегодня рано… Что‑то случилось?

— Сколько времени ей понадобится, чтобы сломать человека?

Какой‑то миг мне казалось, что она сейчас вскинет брови в притворном удивлении, что не понимает, о чем я, и улыбнется своей издевательски безмятежной улыбкой…

Но она или поняла, или почувствовала.

— Все‑таки попались… — пробормотала она. — Кто‑то из тех, кто был той ночью здесь?

— Вам не идет платье Кассандры, Диана… Сколько ей понадобится времени, чтобы сломать?

— Сломать?

— Вы понимаете, о чем я!

— Не совсем. Подчинить человека на время, пока Ника рядом с ним, или же…

— Нет! Полностью! Когда ее нет рядом, а он все равно будет делать что ей нужно. Сделать слугой.

— Ах, приручить…

— Называйте как хотите! Сколько?

— Несколько дней, я думаю.

— Несколько — это сколько?

— Два‑три дня. Возможно, чуть больше. Все будет зависеть от того, как плотно Ника им займется… И от охотника, конечно.

Да, от охотника… Когда Катька была там, он был все еще под замком. Все еще держался. Десять дней.

— Значит, может быть и больше? Насколько?

— Возможно, может быть и больше… Чуть.

— Сколько он может продержаться — максимально?

— Что значит — продержаться? Я не уверена, что мы говорим об одном и том же… Если он у нее, значит, она уже смогла пробиться сквозь его защиту и подчинить его, хотя бы на время? Дальше можно вести речь только о том, какое время он еще будет продолжать огрызаться.

— Огрызаться?

Диана пожала плечами:

— Огрызаться, откатываться… Приходить в себя, когда Ника будет оставлять его в покое. Но это если достаточно сильный, чтобы сопротивляться ей… и такой же упрямый в глубине, как вы.

— Сколько?

— Неделя. Возможно, дней десять‑двенадцать. Затем огрызаться перестанет, но дрессировка на этом не кончится, он еще долго будет пропитываться привычками хозяйки, ее образом мыслей, учиться угадывать ее желания, даже когда ее нет рядом…

— Двенадцать дней?.. А если он гораздо упрямее и сильнее меня?

— Возможно, пару недель. Но…

— А шесть? — не выдержал я.

Диана улыбнулась: