Шаг во тьму. Дилогия

Минуту мы молчали, приходя в себя.

— Странно… — наконец сказала она.

— Что?

— Конечно, я не совсем умело подражала ей, тут прежде всего мне самой нужно потренироваться, чтобы как следует пользоваться чужими приемами, но все же, все же… — Она покачала головой. — Мне казалось, есть предел в умении сопротивляться. Предел, выше которого не подняться тем, кто сам не владеет даром…

— На паучиху я непохож.

— Нет‑нет, я не об этом. Но… — Она подняла на меня глаза. — Влад, а со скольких лет вы начали… мм… — она покрутила в воздухе пальцами, выуживая что‑то невидимое, — общаться с такими, как мы? Когда был первый раз?

— Самый первый?.. — прищурился я.

Это‑то она знает. Она выдавливала из меня память об этом, чтобы тут же окунуть меня в это с головой, как топят котят в ванне.

— Прошу прощения. Я не хотела тревожить… этого. — Диана провела пальцем по краю стакана. — Нет, первый раз, когда вы пошли на это по своему желанию, были готовы и пытались сопротивляться, сколько лет вам было?

— Зачем вам?

Диана улыбнулась. Мне показалось, чуточку раздраженно или даже зло.

— Вы что, боитесь меня, Влад?

— Двенадцать и было… — пробормотал я. — Почти сразу после того… — Я пожал плечами. Не хотелось мне вспоминать обо всем, что было слишком близко к самому первому разу. — Оно мне снилось. Старик сказал, клин клином вышибают.

— Старик?

— Так зачем вам? Какая разница, сколько лет мне было?

— Из вас мог бы получиться отменный партнер для… — Диана вновь пошевелила пальцами в воздухе, — мм… фехтования. — Она помолчала. — Вы знаете, Влад, я всегда относилась к этому дару как к чему‑то достаточному само по себе. И довольно грубому, как драка, сумбурная толкотня, где царапаются и рвут волосы, последний довод глупцов… И вдруг оказывается, что это может быть тонким искусством. Не грязное убийство, но поединок… Пожалуй, в этом даже есть своя красота… Мне даже жаль, что я не замечала этого раньше. Не пыталась развивать в себе это искусство… Раньше мне казалось: что дано, то и дано. Но теперь я вдруг чувствую себя пристыженной неумехой. — Диана улыбнулась, и в ее лице было что‑то новое, не виденное мной раньше. Так проступало ее смущение? Настоящее смущение? — Возможно, с таким, как вы, способным сопротивляться не только грубому давлению, но и уколам хитрым, в обход… Возможно, я и сама могла бы многому научиться? Пытаясь обыграть вас, обретала бы тонкость вместе с вами… — Она уже смотрела не на меня, а куда‑то сквозь. Коснулась пальцем ямочки на подбородке. — Возможно, Ника так сильна именно потому, что постоянно использует свой дар, а не ограничивается необходимым? И не столько сильна она, сколько искусна? — Она посмотрела на меня.

— Не понимаю. Как можно спарринговать с прирученным слугой? Он же как марионетка, не может оказать хозяйке ни малейшего сопротивления… Все равно что играть в салочки с белкой, после того как ее переехал грузовик.

— А кто говорит про раздавленного?

— Но… — Я потер висок. Или я её неправильно понял, или… — Но если он не раздавленный…

— И более того: бывший охотник… — подсказала Диана с улыбкой.

— Но…

— Вас что‑то смущает, Влад?

— Разве бывают такие, кто идет в слуги добровольно…

— Еще как бывают. Нам есть что предложить взамен. Вечная молодость, например.

— За жизни мальчишек.

— Многих это не останавливает.

— Но не бывших же охотников!

— Почему же?

— Если бы их соблазнила вечная жизнь… такая вечная жизнь…

— И вечная молодость…

— …они бы, наверно, не стали охотниками. Сразу бы набивались в слуги.

— Нам есть что предложить и помимо вечной жизни…

— Например?

Диана пожала плечами, чуть погрустнев.

— Вы разве не помните Карину?

— И что?.. — начал я и тут сообразил.

И где‑то на краю сознания, дробным эхом, простучали слова Виктора: «Щенок, щенок, щенок…»

— Тот усатый… — пробормотал я.

— Да, — сказала Диана. — Петр. Он очень долго не хотел принимать этого. Но… — Диана грустно улыбнулась. — Есть вещи, пред которыми любые слова, идеи и отвлеченные идеалы всего лишь прах…

Она замолчала, глядя на меня. Будто ждала ответа.

Я тоже молчал.

Ее слова подталкивали к той дверце памяти, которую я не хотел открывать. Хотел оставить намеки и слова там, внутри, и постепенно забыть о них, будто их и не было…

Диана вздохнула, опустила глаза.