Они выбежали к лестнице, когда я был у двери. Пихнул тяжелую створку плечом и выскользнул в открывшуюся щель. За спиной одновременно грохнули два выстрела, над головой лопнуло и посыпалось стекло, но я уже бежал вдоль стены.
За угол — и прочь! В лабиринт кустов, альпийских горок и японских мостиков. Там им меня не поймать, не угнаться!
Я несся, едва касаясь земли. Разрывая поплотневший воздух руками, глотая его, как нежнейшее суфле, холодом обжигая горло, но остужая огонь в груди.
Я бы обогнал гончую сейчас. За углом дома, уже далеко позади, снова посыпалось стекло, грохнула створка двери — уже едва слышно, отдаленная от меня кустами, беседкой и шумом ветра в ушах. Они крупнее меня, сильнее, опытнее, но старше и тяжелее. Им меня не достать. Не догнать!
Оскалившись от натуги, еще сильнее разогнавшись, в один прыжок с рывком руками я взлетел на верхушку забора, перекинул тело на ту сторону, приземлился с кувырком и рванул дальше. Прочь, прочь, прочь…
Они меня потеряли.
Я это понял, когда ледяные нити, обвисшие было, вновь натянулись. Стали жалящими, как сеть из колючей проволоки, и пошли бреднем, процеживая…
Собирала ли она своих слуг? Натягивала ли она их поводки, чтобы скомандовать им всем сразу? Или искала меня среди них?
Я отрешился от кустов, что летели передо мной, от слепящего солнца, от неба, от горящих легких и от ударов земли в ноги. От мыслей, от желаний, от себя.
Сжался, забился внутрь — подводная лодка, ушедшая в глубину, пропуская над собой сеть тральщиков.
Только от ее ледяных щупальцев некуда было спрятаться. Они были всюду, липкие, занозистые…
Осторожно я попытался вывернуться, проскользнуть меж них, не потревожив. Но она почувствовала меня. Щупальца вздрогнули, зашевелились быстрее, стягиваясь ко мне, сжимаясь…
И некуда было уйти от них. Только сжаться еще сильнее, затаить огонек разума. Смотреть, но не видеть. Звуки пропуская навылет. Двигаться куда несет. Оцепенев внутри. Почти пропав, растворившись в том, что вокруг…
Ноги сами несли меня. Какой‑то кусочек подсознания, какая‑то трудолюбивая частичка сама извлекла из памяти, как я сюда бежал. И тем же путем провела обратно.
Оказалось, что я как‑то промчался по участку, мимо дома, где чуть не попался, снова через забор — и впереди уже нависал дом с двором‑колодцем, где меня ждала машина… когда чертова сука подцепила меня. Выцедила меня из гомона сознаний ее слуг. Нашла место в своей паутине, где бился чужой мотылек.
Щупальца обвились вокруг меня, стиснули виски ледяной хваткой, сдавливая — на этот раз точно. Больше не соскальзывая на схожие черты других сознаний. Именно меня. Ледяные шипы втиснулись в виски, подслушивая мои ощущения, мысли, желания — и уже начиная менять их. Перехватывать мою волю…
Я вышвырнул ее прочь, больше не прикидываясь, что меня здесь нет. Выровнял ощущения и закрылся наглухо.
На миг она оторопела. Я чувствовал отголоски ее эмоций, они сочились через ее холодное касание к моим вискам — как дребезжание оконного стекла от грохота грузовика на улице. Она была ошарашена. Все‑таки неплохо я таился, выходит.
А потом она навалилась. Навалилась всерьез, но и я был готов. Я прислушивался к малейшему изменению, шедшему извне, и вышибал его прочь. Уворачивался от липкого касания, вырывался из цепких ледяных колец. Теперь можно! От центра поселка я уже далеко. Метров сто пятьдесят, а то и больше. А она все еще там. Сидит неподвижно в своей постели или мечется по комнате, натыкаясь на вещи, ничего не видя — потому что целиком в ледяных щупальцах, что налетали на меня.
Она сильна, ужасно сильна, но даже для нее это слишком далеко. Она тоже это поняла. Щупальца перестали выискивать щелки. Стянулись в один мощный таран — и ударили в одном месте. Не выбирая, где защита слабее. Не пытаясь перехватить мою волю, а вбивая в меня какой‑то образ — один? — чтобы рикошетом выбить реакцию‑ответ. Я ни за что не отвечу ей сознательно, и она это знает, но подсознательная реакция всколыхнется во мне, а ей только этого и надо. Она подслушает. Узнает даже помимо моего желания…
Один? Ты один?
Все‑таки она высекла из меня ответную искру, против моей воли.
Ты один? Кто‑то еще пришел с тобой? Кто‑то еще…
Тоска и отчаяние колыхнулись в глубине, и я ничего не мог с этим поделать. Губы кривились в усмешке. Кто‑то еще…
Мгновенный всплеск далекой радости — ее радости, — и тут же она попыталась развить успех, сунуться глубже, уже не за ответом, а чтобы навязать свою волю…
Но я ждал. Я тоже собрался воедино, сосредоточился на том кусочке сознания, куда стягивались ее многочисленные щупальца, сливаясь для единого удара. Ее наскок — и мой щит, такой же слитный…
Отзвук ее злости — не смогла, — и ее касания сошли с меня как убегающая волна…
И далеким эхом дрожанье холодных нитей, раскинувшихся вокруг. Натягиваясь одна за другой, пока не натянулись все. Она дергала всех своих слуг как псов за поводки.
Я задыхался от бега, ноги налились колючей тяжестью, но я добежал. Вот он, проход во внутренний двор‑колодец. Вон оно, черное с пурпурным отливом крыло «мерина».