— Спрашивал, играю ли я с тобой? Ты не понимаешь, мальчик. Жизнь — игра. Но сейчас — все серьезно. Для меня игры временно кончились. Это необходимость. Но не переживай. Настоящую игру жизни я тебе еще предложу. Сейчас спрашиваю. Ты знаешь формулу, как создать стимулирующее на атаку и бой тату? Или нет?
— Поверишь, если скажу, что не знаю?
— Поверю. Только, если скажешь, глядя в глаза, и честно.
Я посмотрел прямо в омытые годами безумия в собственном мире бесчинства глаза. Один здоровый, второй уже полумертвый.
— Я не знаю.
Старик вздохнул. И стрельнул в потолок. Два раза.
— Славно, что не врешь, чтобы спасти себе жизнь. Ты же знаешь, что мне тоже Йори много татушек набил?
— Знаю. И потому — не юлю. И потому не понимаю, почему не веришь, что я говорю насчет его смерти. Он взаправду — покойник.
— Славно, славно. Я знаю, что по крайней мере ты в это веришь, и это — твоя правда. Что ж… Вещество еще осталось? Раз уж нам не воспроизвести компоненты, то хоть используем запас.
— Вы же нагрянули на наше убежище? Не нашли ничего там, что ли?
Старик посмурнел.
— Записи, заметки опытов над тобой, разные колбы… Одна из них твоя была?
— Та, что побольше. Разбитая нахрен, ага.
— Чьи остальные?
— Прототипов. Неудачных.
— Йори говорил, ты его родной сын, единственный. И что там он лишь держал тебя для эксперимента, и то временами. И он… Он не мог мне соврать.
— Он и не врал. Все остальное — эксперимент по клонированию. Опять-таки повторю — неудачный. Папаша хотел себя воспроизвести.
— А ты?..
— Возможно, удачный образец. Возможно, и нет… Поди его допроси, где моя мамка. Он говорил — умерла где-то в Пустоши. Среди оргий. Я не желал вдаваться в детали.
— Мне говорил то же самое… Ты уверен, что этот псих не наплодил своих клонов?
— Все эти колбы и уродцы-эксперименты он создавал у меня на глазах. Точнее даже так: с моей помощью. Ассистировал, давал ткань свою… Хочешь подробностей?
— Избавь. Как тебе не интересны мои развлечения, так и я — далек от мира биологии и анатомии.
— Все неудачны. Это он уже с ума от Мутагена сходил последние годы и пытался себя воссоздать.
— Хорошо. А то еще чего не хватало. Одного этого психа было достаточно.
— Но этот псих создал тебе мини-армию. Что ж ты его так?
— На каждого бойца он заделал десятки агрессивных уродов и трупов. И то, что он делал вне нашего пакта… Аморально. Даже для меня. То, что он делал с тобой…
— Не будем о плохом. Записи слишком умны — даже для меня и моих активаций тату. Да и почерк… Хрен его разберешь. Жидкость для ваших татушек где-то в холодильники должна была еще оставаться. Я себе набивал последнюю не так давно. Там на добрый десяток должно хватать. Давай так — ты отпускаешь, я набиваю, как надо — и расходимся квиты?
Джорджи закрутил револьвер вокруг пальца, зацокал языком, покачал пальцем, расхаживая взад и вперед.
— Мои имбицилы эту жидкость разбили. Даже хуже. Вообще нахрен разнесли лабораторию. Вот в чем проблемка…
На этом дар речи впервые потерял я.
— Мой дом…
— Его больше нет. Сожгли до основания весь этаж. Чертовы кретины, кто их просил…
— Ясно. Так тебе нужна от меня формула, которой я не знаю, операция с веществом, которого у меня нет? И правда, проблемка.
— Остолопы притащили пару колб, все записи Йори и инструменты. Твой вещмешок. Все в подвале.
— Так что ты от меня хочешь? Я же сказал…
— А вот тут и начинается наша игра, Хиро Ямамото, мальчик из пробирки с усовершенствованным телом и активационным тату.
— Игра?
— Я дам тебе время до Ритуала на Озере. Авось напряжешься, сможешь разобрать почерк отца, что-то вспомнить, придумать, поизучать…
— Но я же…
Выстрел. Один за одним. Весь остаток патронов старик всадил в резное кресло, ровно вокруг меня, очертив мою форму.
— В игре правила. Ты — не возражаешь. Я дарю тебе шанс остаться живым или живым свободным.
— Заранее согласен. Но что значит свободным? Варианты обычно жить или умереть, не?
— В память о дружбе с Йори. И о том, как помог, как защитил моих деток… И в дань уважения, а также скорби над тем, как ты вырос в этом аду вместе с ним. Убивать тебя не стану. Хотя может ты и предпочел бы смерть. Вплоть до ритуала — у тебя есть время. Если не успеешь здесь расшифровать и догадаться, как воспроизвести те тату — пойдешь вместе с конвоем рабов на продажу.
— Что…
Джорджи сделал жест пальцем вверх.
— Единство — поднять.
Цепи с металлическим треском потянули меня к потолку. Знакомая поза, в которой я находился последние дни. Я вновь — прикован к потолку, теперь и в гостиной.
Мед-бот упрямо растянул конечности до капающих ран и продолжил лечение.
Старик, не смотря на меня, поднял револьвер вверх. Жгучая боль в районе сердца от татуировки для наблюдательности подсказала — в этот раз ранение будет смертельным. Не вся обойма была спущена в кресло. В оружии остался последний патрон.