Сфинксы северных ворот

— Вот из-за какой чепухи не состоялась сделка, которая была бы выгодна всем… Натали не передумает?

— Навряд ли… — качнула головой Александра, с тревогой глядя на все усиливавшийся дождь. Женщина внезапно поняла, насколько ей не хочется возвращаться в одиночестве в «Дом полковника», молча ожидавший ее в глубине сада.

— Вы бывали тут в гостях? — спросила она Симону и, получив отрицательный ответ, предложила: — Не желаете зайти на пару минут? Ведь это местная достопримечательность… Странно, что Дидье вам не показал дом за столько лет… Он так гордится своим прапрадедом…

— Да ведь когда мы сюда впервые приехали, покупать поместье, двенадцать лет назад, Дидье был еще мальчишкой и мы не общались, — слабо улыбнулась Симона. — Это уже когда Делавини этот дом продали, а мы поселились в своем новом доме, он стал работать у нас. Ах, если бы его отец согласился тогда продать сфинксов… Надо было предложить ему больше…

Вчера Дидье успел целиком засыпать гравием только одну из расчищенных им дорожек. По ней женщины и побежали к дому. Отперев дверь, художница хозяйским жестом пригласила внутрь Симону, уже окончательно промокшую, но отчего-то оробевшую на пороге.

— Заходите же, иначе мы с вами заболеем. Никак не приучусь носить с собой зонт.

— Я тоже, — пробормотала Симона, переступая наконец порог.

Она остановилась посреди кухни, не решаясь ни присесть к столу, ни сделать еще один шаг, и оглядывалась с видом человека, ожидающего опасности отовсюду. Александра тем временем пыталась хозяйничать. Включив газовую конфорку, она установила на огонь налитый наполовину чайник, заглянула в холодильник. Симона очнулась от своего оцепенения и придвинула себе стул.

— Не беспокойтесь, мы ведь только что позавтракали. У меня такое странное ощущение… До чего тут…

— Скудно, — закончила за нее Александра, видя, что гостья теряется в поисках нужного определения. — Да, обстановка нищенская. Впрочем, вероятно, Делавини все самое ценное забрали с собой, когда переезжали. Наверху ничем не лучше…

— И это тот самый «Дом полковника», о котором ходит столько разговоров! — пробормотала гостья, осматривая беленые стены, корзины в углу, балки под потолком. — Какой-то сарай.

— Совершенно верно! — Александра остановилась под балкой, к которой был прибит медальон. — Сарай, как изнутри, так и снаружи. Пожалуй, только сад выглядит нетипично. Устроен с намеком на регулярную планировку. Ну, и ваши сфинксы хороши…

— Ах, если бы они были наши… — горько произнесла Симона. И во внезапном порыве откровенности призналась: — У меня даже появляются мысли продать поместье и уехать отсюда навсегда, если нам не удастся восстановить склеп в прежнем виде.

— Вы серьезно?! — изумленно воскликнула художница. — Ну… это будет совсем странно… Двенадцать лет обустраивать поместье, вложить столько сил, выстроить дом…

— Зачем мне этот дом, если я боюсь из него выходить по вечерам? — с тоской в голосе возразила Симона. — Будь оно все проклято…

И, внезапно уронив голову на руки, скрещенные на столе, разрыдалась. Александра, молча стоявшая рядом, не делала попыток утешить женщину. Она понимала, что эти слезы копились давно и вылились теперь в одну минуту именно потому, что Симоне нечего было стесняться перед заезжей гостьей. «Муж пытается храбриться, издевается над ее страхами, но у него самого сердце не на месте, — думала Александра, снимая с огня вскипевший чайник. — Эта пара выглядела там вовсе не по-хозяйски… Они казались постояльцами… Или даже узурпаторами, которые прекрасно осознают, что царствовать им недолго!»

Симона успокоилась быстро. Она еще всхлипывала, утирая мокрые щеки чем придется — сгибом локтя, кулаком, пальцем, очень походя при этом на обиженного ребенка, но рыдания утихли. Женщина, казалось, избавилась вместе со слезами от давившей на нее тяжести, мешавшей говорить без стеснения.

— Мы здесь чужие, — объясняла она, сопровождая свою речь отрывистыми частыми вздохами. — Сперва мне казалось, что к нам нормально относятся, даже рады, что мы восстановили ограду, строим коттедж… Казалось… Когда я приезжала в деревню за покупками, со мной все уважительно здоровались… Ну, они помнили, что мы не нищие, в нашем лице появились покупатели, клиенты… Я думала… Я надеялась, что все будет прекрасно! Мы войдем в местное общество, здесь есть небольшой избранный круг… Боже мой, я совсем не ожидала, что здесь совсем не те нравы, что в Париже! Такая узколобость… Непримиримость… Столько чванства! И столько суеверий!