Сфинкс

— Ранее ты принадлежал мне лишь наполовину, потому что другая половина тебя принадлежала Нефертау, — холодно сказал он. — Ныне же, после того, как от Нефертау не осталось ровным счетом ничего, ты принадлежишь мне, весь без остатка. Я могу повелевать тобой и распоряжаться твоей жизнью так, как мне заблагорассудится. Кроме того за тобой есть небольшой должок — жизнь младшего жреца Гамара. Ты забрал ее без моего разрешения и без благословения на то Амона! А это грех!

— Но он уничтожил, то немногое, что еще оставалось от моей Нефертау! — взвыл в отчаянии Некра. — Я не мог не покарать его за это!

— Карать или не карать — это удел богов, и фараонов, — сурово прервал его Баксути. — Ты же, всего лишь человек! Твой удел принимать события с благодарностью и надлежащим почтением. Ответь, зачем мне помогать тебе, после всего, того что ты совершил?

И тут, к его удивлению, Некра сумел найти единственные верные слова.

Парасхит хрипло сказал:

— Помоги мне и я убью фараона Сети!

— Ну что же, если так! — криво усмехнувшись, сказал Баксути. — Готов ли ты присягнуть на верность мне и произнести надлежащую клятву?

— Да, жрец! Клянусь верой и правдой служить тебе! — запальчиво ответил ему Некра.

— Тогда повторяй за мной следующие слова страшной клятвы! Готов?

— Да, жрец!

— Тебе Великий Амон, что дал мне жизнь, клянусь верно, блюсти наш договор! Ни на мгновение, не зная ни сна, ни покоя, до тех самых пор, пока у твоего верховного жреца Баксути, останется для меня хоть одно поручение. И горе мне, если я оставлю его невыполненным, да падут на меня все бедствия и всякий позор! Пусть тогда орды демонов всех, сколько есть самых ужасных болезней, неутолимых и нестерпимых терзает мои внутренности! Пусть тогда благостный сон бежит от моих налившихся кровью и гноем глаз! Пусть тогда я умру, и пусть подлое тело мое не примет ни земля, ни вода, пусть не сожжет его огонь и не пожрут дикие звери! И пусть имя мое будет забыто, так, словно его никогда и не было! Да будет отныне так!

Выждав некоторое время, для того чтобы Некра смог до конца осознать те страшные слова, которые только что повторил за ним вслух, верховный жрец спросил:

— Понимаешь ли ты, что нарушение данного тобой слова повлечет за собой кару более страшную, чем сама смерть?

— Да, Баксути! Если я нарушу мою клятву, пусть великий Амон казнит меня по своему усмотрению!

— Ну, что же неплохо! Я доволен тобой, — менторский речитатив верховного жреца сменился на жесткий и требовательный, так повелитель говорит с рабом. — Теперь, для того чтобы испытать искренность твоих помыслов я должен сделать еще кое-что.

После этих слов Баксути хлопнул в ладоши. Вбежавшему служке он прошептал несколько слов так чтобы до Некра не дошел смысл сказанного им. Изменившийся в лице молодой послушник стремглав выскочил из покоев бросившись выполнять повеление жреца.

Вернувшись, служка с почтением передал Баксути небольшой кувшин и глиняную чашу, после чего поспешно удалился.

— Подкрепи свои силы этим дивным напитком богов, — велел Баксути, наполняя чашу содержимым кувшина.

— Он имеет отношение к Амону? — спросил Некра, принимая из рук жреца глиняную плошку, наполненную какой-то жидкостью.

— Скорее к Апопу — это яд забвения! Но не пугайся, тебе он не принесет ничего кроме пользы, так что пей смело! — недобро усмехнулся Баксути.

— Яд? — подозрительно спросил Некра, осторожно отхлебнув из чашки. — Какой-то странный у него вкус! Ты, действительно задумал отравить меня жрец, в отместку за гибель своего Гамара?

— Если ты хочешь вновь увидеть Нефертау, тебе придется испить эту чашу до дна!

— Да будет так! — воскликнул Некра и залпом в несколько глотков осушил содержимое глиняной плошки.

Он задумчиво повозил языком во рту. Там остался горьковатый вяжущий привкус. Некра прислушался к своему желудку, там не происходило ничего подозрительного. Не было ни рези, ни колик, обычно сопровождавших действие отравленного зелья. Все это время Баксути с интересом наблюдал за парасхитом.

— Что-то со мной ничего не происходит, — пробормотал Некра, удивляясь тому, как вдруг отяжелел его язык.

После этого, он неожиданно завалился набок и рухнул навзничь прямо на пол. Несмотря на то, что он лежал на твердых каменных плитах, настроение у него вдруг неожиданно улучшилось, и в образе мышления появилась необычайная ясность с сильным налетом бесшабашной удали. Все его естество пело, наполняясь неизбывной силой и мощью. Казалось, что еще немного и у него за спиной развернутся крылья, и он сможет взлететь, пробить головой этот глупый закопченный потолок храма и вырваться наружу. Стремительно взмыть в бездонное темно синее небо, и с грохотом рассыпаться там, словно взорвавшаяся комета, разноцветными искрами и звездами и слиться с бархатной черной ночью в пароксизме блаженства, став с ней единым целым.

— Эй, погоди, не так быстро! Не улетай! — звонкий шлепок по щеке вернул парасхита обратно в храмовые покои Баксути.