Сфера влияния

— Этот ребенок… случилось так, что тот голландский военный, о котором мы говорили, не имеет возможности смотреть за девочкой, хотя и готов это сделать. Его семья, похоже, возражает… Как бы то ни было, я решил взять на себя ответственность и приютить ребенка. Моя жена присматривает за ней. Я, кажется, сказал, что моя жена — француженка. Девочку приучили думать, что она — француженка и что этот человек — не ее отец. Похоже, так решила Эстер. У девочки на берете — военная кокарда 313-й бригады. Я не придал этому особого значения, подумал, что у военной медсестры могло быть несколько таких сувениров.

— Лейтенант Лафорэ, — последовал сухой ответ, — не служил в Иностранном легионе.

— Возможно, и нет, — согласился Ван дер Вальк. — Это красный берет. Моя жена шутки ради надела его на девочку, надвинула ей на лоб и сказала… пошутила не подумав: «Вот теперь ты — парашютист-десантник». Самое интересное, что девочка вдруг расплакалась и заявила: «Моя мама так мне всегда говорила».

Наступило долгое молчание. Наконец Вуазен прервал его:

— А вы интересный человек, комиссар. Вы голландец?

— Чистокровный.

— Вы описали этого военного… этого голландского военного… как спокойного, флегматичного человека, какими мы обычно и считаем голландцев, насколько знаем их. Вы обратили внимание на две вспышки донкихотства, как вы выразились, которые пролили свет на характер этого человека. Вам не приходило в голову, что двумя вспышками аналогичного поведения вы пролили свет и на себя… в моих глазах?

— Не приходило, — смущенно сказал Ван дер Вальк, — хотя теперь приходит. В каком-то смысле. Будете ли вы удивлены тогда, если я скажу, что мне показалось, будто я узнал кое-что об этой женщине по характеру своей жены? А теперь вы говорите мне, что я напоминаю вам ее мужа?

— Может быть, закономерно, что вы решили приютить этого ребенка — если вы позволите мне ответить вопросом на вопрос. — Снова повисло долгое молчание. — Я расскажу вам о лейтенанте Лафорэ, — сказал наконец Вуазен.

Он полез в карман и вытащил пачку сигарет «Крейвен». Протянул комиссару, услышал отказ, извлек одну сигарету и зажег ее, чиркнув старой американской зажигалкой «Зиппо».

— Северо-западное оперативное соединение — контрактник, выражаясь армейским языком. Странно наивное, не правда ли, это армейское мышление? Кажется, никто не заметил, что официальное предназначение гарнизона в Дьенбьенфу было одновременно и комичным, грубо говоря, и зловещим?

Он затянулся, стряхнул пепел, мгновение смотрел на горящий кончик сигареты и продолжил своим ровным, стальным голосом, отрывисто произнося слова:

— Первое, что следует знать, — это то, что не существует никакого лейтенанта Лафорэ. Он был уволен из армии в тот год, когда Эстер Маркс вышла замуж. Я подготовил бумаги. Здесь, если хотите, кроется причина того, почему это имя показалось знакомым вашему осведомителю. Она совершила поступок, который вызвал скандал. Она стреляла в него.

Ван дер Вальк еще отчетливее ощутил себя актером, исполняющим эпизодическую роль в последнем акте. 

Глава 15

 — Она стреляла в него, — повторил Вуазен. — Ее привлекли к суду, но трибунал, тщательно взвесив все факты, пришел к заключению, что она совершила это в целях законной самообороны. Понимаете, все свидетели находились в армии. Это было, — бесстрастным тоном кончил он, — в известной степени тяжелой судебной ошибкой.

— Вы хотите сказать, что дело было замято. Это должно было быть замято.

— Полноте, комиссар. Вы используете уничижительную формулировку применительно к законной процедуре. Это был гражданский трибунал с, уверяю вас, энергичным обвинителем, так же как компетентными судьями. Только не подумайте, что речь идет о коррупции. Нет. Но все свидетели были лжесвидетелями, что правда, то правда.

— Как… они лжесвидетельствовали против собственного товарища?

— Они все сошлись во мнении, что он был очень пьян… все произошло в баре. Что он размахивал пистолетом, что она храбро отняла у него пистолет, что он спьяну сопротивлялся и был ранен в процессе последовавшей борьбы. Владельцу бара было сказано очень ясно, что, если он выразит хотя бы малейшее сомнение по поводу утверждения французских офицеров, его бар взлетит на воздух… вместе с ним самим. Это происходило тогда — да, совершенно верно, — когда одна улица в Алжире была известна в народе как Улица бомб. Видите, комиссар, я рассказываю о вещах, которые делают мне мало чести. Позже вы поймете, что в решении, которое пришлось принять генералу, он руководствовался соображениями, как лучше защитить честь армии. Тем не менее это не первое подобное решение им принятое.

Ножницы замелькали быстрее.

— А как же их товарищ?

— Вам знакомо французское оскорбительное выражение «фальшивый друг»?

— Да.