Сфера разума

Весельчак так разъярился, что не смог удержаться в человеческом виде. Он развернулся в свой изначальный гигантский рост и треснулся драконьей башкой о потолок. Взвыв от боли, снова съежился в человека. И только тут он заметил Непобедимого. Весельчак так опешил, что забыл завершить превращение: из рукавов фрака высовывались когтистые драконьи лапы.

— Прошу, — Весельчак подобострастно согнулся и жестом пригласил в кабинет.

Опустившись в кресло, он положил чешуйчатые лапы на стол и нервно забарабанил острыми кривыми когтями. Обнаружив свою оплошность, Весельчак поспешно заменил драконьи лапы на человеческие руки и жалко, заискивающе улыбнулся.

— Извините-с. Чем могу служить?

Дядя Абу с хорошо разыгранным смирением уговаривал отпустить д’Артаньяна. Весельчак разинул рот: сам Непобедимый в качестве робкого просителя! Быть этого не может! Непобедимому достаточно просто чихнуть, и от него, могучего дракона, мокрого места не останется. Первым желанием дракона было немедленно согласиться. Но уж очень хотелось ему похорохориться, показать, что и он, Весельчак, не последний винтик в общественном механизме.

— Нет, не могу отпустить. Из-за него потерял ценного работника, — все более смелея, Весельчак повышал голос: — Да его сжечь мало! Через мясорубку его! Через «цедепе»!

— Вы не совсем поняли меня, — вежливо сказал дядя Абу. — Он будет служить у меня дворником. Представляете, какой позор! Гордый дворянин и вдруг с метлой.

— Не со шпагой, а с метлой? — Весельчак слабо улыбнулся. — Тут что-то есть.

— И это не все, — продолжал дядя Абу. — Мушкетер привык орудовать шпагой, а не метлой. Он станет отлынивать и плохо работать. За спесь и нерадивость его у нас будут сечь.

— Сечь? Пороть розгами? — Весельчаку это здорово понравилось, и он с улыбкой привстал. Потом повалился в кресло и захохотал так заразительно, что и мы рассмеялись. — Пороть, как нашкодившего школьника. Ха-ха-ха! Снимать штанишки и… Ха-ха-ха! Великолепно! Остроумно! Согласен!

Так к обоюдному удовольствию уладился инцидент с мушкетером. Его отпустили. Дворником на вилле он числился лишь условно. Д’Артаньян все так же бродил по улицам и что-то бормотал. Нечистая сила его не обижала, а если и посмеивалась иногда, то с известной долей почтительности и страха. Все знали, что он под защитой самого Непобедимого.

День прошел настолько благополучно, что моя нагруженная страхами психика излишне смягчилась, даже разнежилась. Видимо, поэтому и сеанс рокировки начался не сразу, а с каких-то нежных снов. Я слышал струнные звуки арфы, видел туманы над ночным зеркалом воды и ослепительной красоты балерину… Где я? На Лебедином озере?

Клочья смутных снов дрогнули, рассеялись, и я окончательно уснул.

Лебединое озеро

Невозмутимый строй во всем,

Созвучье полное в природе…

Ф. И. Тютчев

И в тот же миг очнулся… Нет, не на Лебедином озере, как почему-то ожидал, а на знакомом лугу. С книгой в руках я сидел под шумным тополем-великаном… Я? Вот ведь до чего привык чужую, данную мне «напрокат» жизнь воспринимать как свою. Нет, то был, вероятно, все же другой…

Итак, любимый с детства тополь-бормотун шумел, а Василь вслушивался в несмолкаемый говор листвы с сожалением и грустью: никаких дриад и ничего таинственного он уже не ждал. Он не дошкольник и не первоклашка. Через год, закончив десятый класс, станет взрослым, и с детским ощущением мира пора расставаться. Неужели навсегда?

Налетел короткий ливень, и все вдруг предстало сияющим, живым и сказочным. «Неужели мне чудится?» — с улыбкой думал Василь.

Ливень с дробным перестуком умчался, а Василь побежал навстречу вышедшему из-за тучи солнцу. Там, за рощей и двумя холмами, паслись кони, тот самый опытный табун. К счастью, сегодня дежурил знакомый ученый-пастух.

— Дядя Антон, разреши еще раз проехаться на Орленке.

— Но Орленок и четверо его одногодков на грани чего-то нового. Хронорысаки? Вряд ли.

— Не занесет же он меня в другую эпоху.

Шагах в двадцати паслись кони. Среди них красавец редкой масти — белой с голубым отливом. Заметив Василя, он поднял голову и навострил уши.

— Орленок, ко мне, — тихо позвал юноша своего друга. Но конь услышал, подлетел снежным вихрем и положил голову на плечо Василя.

— Вижу, что вы большие друзья, — рассмеялся пастух и махнул рукой. — Ладно уж, разрешаю вам прогуляться.

Василь вскочил на Орленка, и в тот же миг ветер свистел в его ушах, чудо-грива прохладным белым пламенем плескалась, щекотала плечи и уши. Промелькнул тополь-бормотун, потом табунок обыкновенных, или, как выражается дядя Антон, «диких» лошадей.

Орленок легко взял препятствие — довольно высокий кустарник, доказав, что летать могут не только птицы. Но в лес вошел чутким, осторожным шагом. Минут через двадцать деревья расступились, и Василя ослепил блеск искрившегося озера. Сквозь камыши юноша разглядел петушиный гребень рыжих волос, и ему стало не по себе: бедный Кувшин! Как он давно не навещал его.