В горах снова прокатился гул. Свистел ветер и гнулись деревья. Однако по тревожному крику птиц и другим признакам я начал догадываться, что Память готовится исторгнуть из своих недр не Соловья-разбойника, а изгнанника куда более сильного, яростного и злобного. Все указывало на древнеиндийскую мифологию, о которой здесь никто, кроме меня, понятия не имел. Может быть, Равана?
Да, это он. Над лесом заструился дым, и на опушку, с треском валя деревья, выступил Равана - десятиголовый и двадцатирукий великан. Какой-то смельчак дракон вылетел из-за горы и откусил одну из голов. Равана, не ожидавший такой дерзости, взревел от боли. У него мгновенно выросла новая голова, а в двадцати руках появились золотые мечи - все происходило, как в индийском эпосе "Рамаяна".
Из засады вылетел полк драконов. Зрелище устрашающее: сверкали на солнце чешуйчатые панцири, из пастей вырывалось пламя. Равана, завращав мечами, окутался сияющим золотым ореолом. Драконов он изрубил на куски.
Ангелы бросили в бой невзрачного седовласого старца с посохом в руке. Редко кто мог устоять против его злых чар. Однако заклинания и чары не действовали на представителя чуждой мифологии. Равана даже не заметил грозного старца. Он случайно наступил на него и раздавил, как червяка.
И только тут, когда обычные средства были испробованы, выступил сатана. Громадное облако с дворцами на ослепительно снежных вершинах на сей раз не выплыло из-за горизонта. Оно возникло в небе, словно из небытия,- внезапно и впечатляюще.
- Здорово! - восхитился мой Усач.
Нечистая сила, приникшая к экранам, была заворожена феерически красивым зрелищем. Сатана не торопясь вышел из дворца, на краю облака взмахнул скипетром и окутался радугой, похожей на северное сияние. Затем обрушил на пришельца исполинские ветвистые молнии. Грянул гром, всколыхнувший землю.
Равана, сверкая мечами, рубил молнии, и те со стеклянным звоном крошились, рассыпались в стороны, обессиленно шипели искрами и гасли, не долетев до земли.
Гроссмейстер на миг смешался, потом гневно топнул ногой, и облако пролилось ливнем. Не дождевые струи, а силовые поля обрушились вниз. Извивающиеся и гибкие, как щупальцы спрута, они, казалось, вот-вот пленят наглеца. Но тот рубил их, как паутину. Сатана начал швыряться своими самыми разрушительными молниями - шаровыми. Но и те легко рассекались золотыми мечами и лопались, как мыльные пузыри.
Гроссмейстер как-то съежился, суетливо запрыгал по ватным холмам облака и юркнул во дворец. Облако поплыло назад и скрылось за горизонтом. Опустевшее небо стало понемногу заволакиваться обычными обла-ками.
Я посмотрел на боковой экран. Изгнанники, теснившиеся в соборе, замерли: Гроссмейстер струсил и бросил их, оставил город беззащитным. И вдруг с экрана послышался взволнованный голос:
- Непобедимый!
Сначала ничего не было видно. Многочисленные и крохотные, как москиты, телепередатчики кружили в поисках выгодных ракурсов. Но ничего эффектного так и не нашли, ибо дядя Абу пожелал предстать в очень скромном виде - в виде обыкновенного человека в сером костюме, с изящными, но изрядно запыленными сапогами на ногах.
Дядя Абу улыбался: подвернулась возможность развлечься, показать свою силу. Он топнул ногой и развернулся в исполинского джинна. Тучи и облака были ему по колено, а великан Равана выглядел по сравнению с ним карликом.
Из-за облачных высей горным обвалом падал громоподобный голос:
- Я Дахнаш, сын Кашкаша, глава всех джиннов. Я велик и непобедим.
Джинн наклонился, руками раздвинул облака, чтобы лучше разглядеть Равану, и сказал:
- Эй ты, сморчок! Смотри, что я с тобой сделаю.
Он выпрямился, накрыл своим чудовищным сапогом большую скалистую гору и повертел ногой. Леса и межгорные долины наполнились пылью, гулом и скрежетом. Гору джинн уничтожил, превратил ее в площадку из щебня и песка.
"Дядя Абу повторяется,- с сожалением подумал я.- А как изобретателен он был во время наших детских забав".
Великий джинн уже занес ногу над съежившимся Раваной и вдруг замер. Вспомнил, видимо, что до этого подобным же манером он растоптал косматое чудовище. Его гигантская фигура, занимавшая полнеба, внезапно исчезла.
- И этот сбежал,- ахнули горожане.
Нет, дядя Абу не сбежал. Порхающие телепередатчики отыскали его километрах в семи от Раваны. Отыскали с трудом, ибо он опять был в человеческом виде. Дядя Абу стоял на скалистом выступе и что-то обдумывал. Потом потер руки и рассмеялся: в голову ему пришла какая-то озорная мысль.
Равана тем временем пришел в себя и, взмахнув мечами, шагнул к своему противнику, ставшему вдруг таким крохотным. На миг приостановился, подумал и снова шагнул. Дядя Абу повернулся в его сторону и плюнул. И плюнул-то как артистично: небрежно, с этаким ленивым высокомерием.
Сначала это был обыкновенный плевок. На лету он, однако, разбухал, приобретая форму торпеды и отливая металлическим блеском. Плевок шлепнулся у ног Раваны и... взорвался водородной бомбой!