Ну и что? Город — это я, я-то останусь, не сгину. Значит, будет другое, обязательно будет.
…Будет. Нет, не так! Случится. Сегодня! Скоро!..
Станции нет. Вообще нет, даже заходить не стоит. Тропинка ведет вправо, мимо посадок, мимо ветхого домика с проваленной крышей. А если и шоссе исчезло? Ничего страшного, но в город не попасть, придется скучать тут — или подняться в горы…
А если и горы? И море? А потом и небо?
Стой, назад! Ничего не случится — ни «там», ни «здесь». Проснусь, плечами пожму, пойду на работу, а ночью увижу нечто новое. Другим никакой город не снится, сны каждый раз иные, и — никаких забот. То от дракона удираешь, то в Монте-Карло рулетку крутишь… Хоть бы раз дракон приснился!
…А город все равно вернется!
Бабочки нет. Так не потому ли все исчезает? Я слишком привык к анальгину, его не стало… И что? А ничего — если и вправду анальгин. А если героин? Друг Джимми-Джон слегка присадил друга Том Тима… Зачем? Я ему нужен? Кажется, да. Он не сказал, но я ведь понял!
[…………………………..]
Ага, скала на месте. И шоссе на месте, и остановка. Почему остановка? А потому что… Сюда ходят троллейбусы! Сел — и через три часа в городе, на северо-востоке, среди девятиэтажек, прямо у знакомой гостиницы.
…Которой тоже нет. Как и девятиэтажек. И города.
Страшно? Нет, не страшно. Город никуда не денется, он — это я, его ночь — моя ночь, его солнце — мое солнце…
А если действительно — платформы? Острова над океаном — Океаном Оно? Мы ничего не сделаем с собой, с подсознанием, с памятью и страхами, это убьет нас самих, изуродует… А зачем? Просто острова над бушующими волнами, а на островах — маленький искусственный Рай. Кому серый пляж и старинный замок, кому — стрип-бар в Огайо. На таком острове можно собраться вдвоем, даже целой компанией. Можно построить город — большой, настоящий город, где нет ночи, нет страха. Очень хороший город.
Стой! О чем я? Том Тим Тот, это ты? Молчи, лилипут, ты мне просто снишься!..
Но разве плохо — видеть сны? Разве плохо иметь своих лилипутов? Послушных лилипутов в послушной Лилипутии? Поиграть в злодея Эрлиха Грейвза, затянуться сигареткой в компании Бетси-квеста? Доктор Джекиль видит сны, отчего бы и мистеру Хайду…
А кому станет худо? Да никому. Доктор Джекиль… Нет, я-неспящий! ( я! я! я!) проснусь в хорошем настроении, будет, что вспомнить.
[…………………………..]
Троллейбус? Троллейбус! Как-то быстро. Ехать неохота, но не торчать же у этой скалы! Хоть погляжу, как там, в городе.
Тормози, тормози! Ты что, пустой? Совсем пустой? Тем лучше. Вот возьму и сяду за руль, как когда-то! Лучше не придумать — пустая дорога, пустой троллейбус, яркое утреннее солнце.
Двери… Ступеньки… Лестница та же, и ковер тот же, и птицы-светильники. И дерево на том же месте, справа от входа, в мраморной кадке…
Откуда? Обычный пустой троллейбус, сиденья в темной коже, узкий проход с резиновым ковриком на полу.
[…………………………..]
…Вверх, вверх, не спеша, плавно. Мимо белых мраморных стен, мимо зеленого дерева с пышной кроной, мимо огромных стрельчатых окон…
[…………………………..]
Неправда, неправда! Ничего нет, ничего — даже темноты. Вокруг лишь Нечто — невидимое, неощутимое Нечто. Неспокойное, бурлящее, вскипающее вихрями, молниями, тучами.
Хаос и Космос.
Гипносфера.
[…………………………..]
Фу ты! Чуть не испугался. При чем тут твоя Гипносфера, Том Тим Тот! Это же город, мой город!
Вот он весь — в ярком весеннем солнце. Прямо подо мной, я на Диске, на самой вершине, на маленькой площадке, куда так трудно попасть.
— Эрлих!
…На ней — красное платье, как в нашу первую встречу. В маленьких ушах — крохотные сережки с красными камнями, на шее нечто сверкающее, в бриллиантовой пыли — и тоже с красными пятнышками.
Оглянулась, посмотрела на залитый солнцем город.
— Теперь я, кажется, тебя понимаю.
Она понимает. А я?
— Ты… Ты Альда, — слова рождаются нелегко, каждое — как минута полета. — Ты Альда Клеви! Девушка из сна. Девушка, которой снится сон.
Подошла ближе. Взглянула в глаза.
…Кого она видит? Эрлиха Грейвза, меня ли, настоящего? Или кого-то… Кого-то ДРУГОГО?
— Нет, Эрлих. Я проснулась. Это ты еще спишь.
41. ПИТЕР ПЭН
(Arie: 3’46)
[…………………………..]
Ветер в лицо… Небо все ближе, ближе, ближе, синева заливает глаза, сухой солнечный жар проникает под кожу. Выше, выше, выше…
— Куда теперь, Питер Пэн?
Не отвечаю. Не потому, что я такой же Питер Пэн, как и Эрлих, просто не хочу пропустить нужный миг. Он почти неуловим: граница между небом — моим небом — и… И чем-то другим, куда даже «здесь» нет пути.
…А так хотелось бы подняться в космос, к немигающим белым звездам! Странное дело! В детстве, в моем «гагаринском» поколении, почти все мечтали стать космонавтами. А я хотел в археологи. Археологом побыть довелось, а вот в космос дороги по-прежнему нет. Даже тут, под моим небом.
Еще? Еще, немного совсем.
Альда — рядом. На этот раз почти не пришлось помогать. Только взял за руку — и тут же выпустил, уже в небе. В такой день, ясный, солнечный, летать легко, совсем легко. Тебя словно возносит вверх, даже не устаешь, даже не думаешь, что паришь…
…Прислушаться! Почувствовать! Поверить!..