Сфагнум

Озеро находилось не близко. Шли так долго, что Шульга успел призабыть, куда и зачем они идут, а привалов колдун не делал. Перед глазами у Шульги из-за жары и усталости пульсировали красные мухи, но он не жаловался, облизывал горящие губы и время от времени зачерпывал болотной воды — прополоскать рот. Пить ее он не решался. Тропа все время была относительно сухой, — без окон, ям и заток. В одном месте Степан свернул с нее и показал знаками, что нужно следовать за ним, но быть очень осторожным. Метрах в десяти от тропы он стал на четвереньки и начал продвигаться почти ползком, раздвигая траву руками. «Во!» — выдохнул он, показывая из-за трав на разлом в полметра. Разлом был заполнен черной водой и обильно припорошен ряской. Из-за этого он почти не отличался от ландшафта вокруг. Степан достал из кармана массивную гайку в коконе из толстого шнура. «На, размотай», — предложил он Шульге. Шульга опустил гайку в воду в разломе и начал аккуратно стравливать шнур, позволяя металлу тонуть все глубже. В какой-то момент ему показалось, что за гайку сильно дернули там, из разлома, и он вдруг сообразил, что его может туда затянуть какой-нибудь черт или что-то еще, способное выжить на глубине двадцати метров в узком болотном разломе. Он уперся ступнями в кочки, вцепился левой рукой в карликовый кустарник, росший рядом, продолжив правой рукой погружать гайку.

— Там что, две девятиэтажки глубины? — прошипел он.

— Что в озере, что тут, дна вообще нет, — объяснил колдун. — Вместо дна — торфяная взвесь разной плотности. И при этом меняет русло каждую неделю. Однажды чуть не улетел — на пути оказалось. Что такое, хрен его знает. Загадка природы.

Озеро было огорожено плотной стеной из рогоза — густого, в два метра высотой, с торчащими, как петарды, соцветиями. Прорываясь через заросли, Шульга вспомнил экзотичное слово «мачете» и представил себя Арнольдом Шварценеггером в фильме «Хищник», бредущим через влажные джунгли Вьетконга навстречу затаившейся невидимой угрозе — с инфракрасным зрением и бластером на плече. Степан впереди бережно раздвигал исполинские листья, которые схлопывались за ним, как портьеры. Внутри царил полумрак, как в бамбуковой роще или на кукурузном поле. В рот лезла мелкая мошка, обильно расплодившаяся тут.

Рогоз кончился внезапно, без перехода, — до самого горизонта раскинулась водная гладь. Глубина начиналась сразу у берега, который был ненадежен и грозил вот-вот провалиться под ногами. Вблизи вода была черной, с медным отливом, вдали — из-за своих странных отражающих свойств, вбирала больше неба, чем река или обычное озеро, отдавая ультрамарином, лазурью, бирюзой.

— Ох ты! — не выдержал Шульга. Он никогда не видел подобных цветов.

У берега был привязан самодельный челн, выдолбленный из ствола дерева.

— Садись на весла, — просто сказал Степан.

Шульга осторожно перебрался в лодчонку, на миг схватив глазами свое сосредоточенное отражение в воде цвета чифиря. Почему-то ему казалось, что основные разговоры начнутся именно здесь, когда они отойдут от берега, который и не берег вовсе, а утопающая во влажных мхах часть пригодной для ходьбы топи.

Глава 19

— Ушли? — спросил Хомяк, когда Степан увел Шульгу с поляны.

— Ушли, вроде, — вытянул шею Серый. — А ты че хочешь?

— Сейчас промацаем этого колдунца, — Хомяк, блатновато пританцовывая, направился к хибаре и, под внимательными взглядами двух черных воронов, сидевших на ее крыше, открыл дверь нараспашку. — Слышь, Серый, постой на шухере. Паси. Если завидишь чего, свистни, я срою.

Света внутри не было никакого, Хомяк заприметил стоящую у входа керосиновую лампу, но керосина в ней не было. Пол — земляной. У обложенной большими камнями печи был виден настил из бревен и досок, на котором топорщился старый матрац с накиданными на него одеялами и одеждой. Быстрыми руками вора Хомяк прошелся по стенам, обнаружил в темноте несколько полок, на которых лежали завернутые в целлофановые пакетики высушенные травы, несколько охотничьих патронов с целыми капсюлями, но без пуль, заткнутые шариками из бумаги.

— Слышь, Серый, он че? Совсем больной? Бумажками пуляе? — показал патроны Хомяк.

— Не, Хома. Там дробь внутри. На место поставь. А то увидит, что мы тут шарыжили, яйца оторвет. Он же колдун.

Так же тут нашлась книжка без обложки и несколько черно-белых фотографий Степана в военной форме с автоматом «Калашникова», под палящим азиатским солнцем.

— Гляди ты. В Афгане был. Потому такой ебнутый, — с уважением произнес Хомяк. Люди, имеющие богатый опыт стреляния по другим людям, вызывали в нем трепет.

В хате также нашлись банки с лекарствами, имевшими острый и неприятный запах, и несколько газетных скрутков, в которых были неопознаваемые корешки.

— Ни бухла, ни рыжья, — констатировал Хомяк. — И где винтарь — непонятно. Может, под кроватью? Не, и под кроватью нет. Ни волшебной палочки, ни посоха с огненными шарами. Короче, вроде колдун, а живет, как бомж.

— Он потому и колдун, что ни рыжья, ни лэвэ ему не надо, — Серый присел у тлеющего костра.