Сфагнум

— Я, Сергей Макарович, ничего не предлагаю. Я вообще за тем и звоню, чтобы уточнить, как быть сейчас. Но если б вы спросили моего мнения, мнения снизу, из участка, так я бы так сказал. Пятницу этого выпустить. Предупредить, чтобы не шалил. И выпустить.

— Выпустить? — удивилась трубка.

— Ну а что? Он у меня теперь на учете будет. Буду проверять, что делает, следить, чтобы не бузил. Выпустить. Тут со всех сторон польза. Не надо будет новую уголовку возбуждать. Польза? С учетом наших с вами. Обстоятельств.

— Польза, — согласился Сергей Макарович.

— Не надо будет Кабанова выпускать. Он же писать начнет. Жаловаться. На меня. На всех. Может и вас задеть. Польза?

— Польза.

— Ну и в конце концов. Дело закрыто. Преступник осужден. Концы в воду, как говорят моряки. Можно забыть и двигаться дальше. Польза?

— Ну да. Польза, — подумав, сказал собеседник. — Польза. А с пушкой ты что будешь делать?

— Что делать? А что с ней делать? Пойду на Докольку, утоплю. В районе белого моста. Ее илом занесет, и всех делов.

— Вариант. Вариант.

В телефоне молчали, и Выхухолев снял с плиты кастрюлю с мармышелем. Стараясь не производить шума, он размотал полотенце. Мармышель все еще хранил тепло, но оно было ненадежным, как сон больного простатитом.

— Выхухолев, — наконец, сказала трубка. — Так мы и поступим. Хорошо ты все расписал. И мы ровно так и поступим. Но, — трубка замолчала.

— Но? — переспросил Выхухолев.

— Но. Так просто. На будущее. Как повод подумать. Тебе, подполковник, подумать. Тебе не кажется, что все это неправильно, а. Вот так. По большому счету. Несправедливо. За убийство невинного на семь лет упек? Упек. Убедил и упек. И радуешься. Убийцу вроде словил, но случайно. Случайно, Выхухолев? А? Случайно. И теперь его еще и отпускаешь. Как это, Выхухолев? Нормально?

— Не нормально, — тихим голосом, изображающим раскаяние, ответил милиционер. — Не нормально. Будем совершенствовать.

— Вот не надо только, — оборвала его трубка. — А вообще — поздравляю с присвоением очередного звания. Поздравляю, блядь! Бывай.

Связь рассоединилась. Выхухолев раздраженно потер подбородок и замахнул водку в три крупных глотка. Она обожгла гортань — то ли льдом, то ли огнем, то ли огнем и льдом вместе взятыми. Выплюнул звезду на правую ладонь и — как учили еще лейтенанта Выхухолева, — впечатал знак отличия в левое плечо — туда, где на кителе размещается погон. Приложил ладонь к виску, отдавая честь. Отдавая честь. В голове приятно покачнулось. Он встал и вдруг заговорил, отвечая молчащей трубке.

— Не правильно? А что, блядь, правильно, а? Что у меня, блядь, на весь район два отряда милиции, блядь, правильно? Что я погоны полкана тушенкой с мармышелем праздную правильно? Правильно-не правильно, блядь!

Он расхаживал по кухне, чувствуя, как заводится до потемнения в глазах, до сжатия кулаков, до желания сорвать все кухонные ящики и перебить посуду.

— На хуй мне твое правильно? Что ты, блядь, знаешь о «правильно»? — он орал в отключенную трубку. — Чтобы преступник был наказан, не я делаю. Он делает! — Выхухолев вздернул руку вверх и ткнул в потолок. — Он делает! Он наказывает! Он награждает! И если, блядь, у меня невиновный на семеру уходит, Он виноват! Не я! — Выхухолев обратил лицо к потолку и выкрикнул куда-то в сторону люстры. — Что ж не проследил, блядь? Дел много, да? Блядь? Не до Кабанова чмошного?

Он метался по кухне, расшвыривая попадавшиеся на пути табуреты и стулья.

— У! Меня! Задача! Обеспечить! Порядок! — он взял трубку, поднес ее к уху и начал кричать прямо в динамик. — За справедливостью — к Нему! — Выхухолев снова погрозил пальцем люстре. — К Этому за справедливостью! Я охраняю порядок! Порядок! Журналистик этот не пиздит? Петрович? А? Не пиздит! Молчит! Почему? Потому, что я поработал! По справедливости — может, и неправильно! Но для порядка — верно! Кабанов не бухает? Не бухает! И семь лет бухать не будет! Выйдет исправленным! Будет, блядь, старух через улицу переводить! Нормально? Нормально! Пятница задержан? Задержан! Я ему, блядь, перед выходом! Я ему, ссуке! Он у меня больше никого не убьет! А справедливость? На хуй кому твоя справедливость?

Он бросил телефон на стол и открыл кастрюлю. Мармышель остыл, превратившись в подобие окаменевшей колонии кораллов. Милиционер обреченно отковырнул кусок слипшейся субстанции, запихнул его в рот и стал равнодушно мять зубами, сопя, как тюлень во время циркового представления. Разжевав сглотнул, отковырнул еще. Мармышель был холодным и липким, как сопли мертвеца. Но он продолжал прожевывать и сглатывать, глядя на стол перед собой. Празднование присвоения очередного звания можно было считать завершенным.

Глава 24