Сезонные работы

Манька в слезах ушла в женскую комнату. Шайнух что-то сказал мне на своём, и все дружно заулыбались. Кроме меня. Я сказал, что не понял, он махнул рукой и, счастливый, вышел прочь. Внезапно Марат обратился ко мне серьёзным тоном, обвинив, что мы затюкали Данилку. Я сказал, что парень должен сам за себя отвечать, он же не маленький.

Дверь в женскую комнату – обитель зла – шумно распахнулась. К нам направлялась делегация старых ведьм во главе с тётей Валей.

– Где этот придурок?!

– Кто? – невинно спросил Оброк.

– Дед Пихто, блядь! Брат тракториста где, он у меня щас за Маньку ответит! – тон тёти Вали вселял страх.

С ней были Глаша и Дуня – тяжёлая артиллерия в платочках, с лицами, обструганными рубанком жизни.

– Зачем нервничаешь, момо? Не надо так, – промямлил Оброк.

– Мы не знаем, вышел он куда-то, во дворе, наверное, – не поднимая глаз, протараторил Марат.

– А ты чё сидишь? – тетя Валя обратилась ко мне. – Своих бьют – он сидит, хоть бы хны. Чего, за девчонку заступиться слабо, а писатель? Творческая личность, блядь.

Они вышли из кухни в поисках Шайнуха. Я заглянул в комнату где осталась Манька, спросил как она, она сказала – нормально.

– В следующий раз врежь ему по яйцам, – посоветовал я.

Манька рассмеялась добрым смехом, затем сказала:

– Ну зачем так. Просто дети, не наигрались ещё.

– Ладно. Не расстраивайся.

– Да я в порядке. Только вот наши бабы щас его… поколотят.

– Если догонят.

Тем временем задушевные беседы в беседке перешли на новый уровень, под водочку без закусок, только с соком на запив.

– Пей давай, Данилка, – нажимал Миша.

– Да не надо, не надо, – протестовал шеф, – вдруг плохо станет. Не надо.

Данилка держал дрожащий стаканчик с водкой, ссутулившись над ним, как жираф над водоёмом.

– Мне правда нельзя. Мне домой ехать ещё. Мама там.

– Ничё страшного. Ты мужик, имеешь право. Тем более сам сказал: больше зарабатываешь. Так что давай, пей, не крути мозги.

Данилка пригубил из стакана чуть-чуть.

– Не, ну ты в сосну въехал?! Водку залпом пьют! – вдруг возмутился шеф.

– Я не могу, – пролепетал Даня.

– Если не выпьешь, я те въебу, точно говорю, – пригрозил Миша. Данилка зажмурился и выпил, после чего у него перехватило дыхание, и казалось, кончится это недобрым. Ему дали запить, он пил как путник, бродивший по Сахаре, сок стекал по подбородку.

– Красава, – подытожил Шесть Классов.

Во двор в окружении ворчащих тёток пожаловали Джохра с братом. Тетя Валя громче всех костерила Шайнуха, призывая старшего брата следить за его поведением. Джохра в ответ только кивал гривой, раздраженно бросая «Ладно, ладно, хорошо, хорошо». Женщины удалились, в нашу компанию плавно влились эти два весёлых хлопца. Увидев Данилку, Джохра кинулся к нему с протянутой для рукопожатия рукой. Данилка протянул свою, Джохра схватил его и рывком выволок из-за стола. Обхватил за шею, но так, будто обнял, по-дружески как бы. При этом говорил весело, на своём, словно Даня его земляк. Он подвёл его к Шайнуху и освободил от захвата. Тут же, не успел Данилка перевести дух, Шайнух хватанул его прямо за горло одной рукой, да так, что всерьёз мог задушить. Я вмешался. Стал отрывать руку Шайнуха от горла Дани, говоря ему:

– Давай со мной борьба, кураж, давай! Чё ты молодого дрючишь, давай меня так, попробуй так же, слабо тебе?

Он не отпускал, я толкнул его в плечо, так что он дёрнулся и почувствовал напор. Он отпустил Данилку и толкнул меня в ответ, затем сжал кулаки и бросился драться. Лицо его было серьёзней не придумаешь. Какое было у меня лицо, мне представлять неохота. Мы чуть подрыгались, потоптались в бойцовских стойках друг напротив друга, зрители не на шутку завелись. Но не успели мы толком подраться, на меня налетела снова одышка, и я у всех на глазах стал пытаться вдохнуть, выпятив грудь колесом, вытаращив бешено глаза и встав на цыпочки, я, как обезумевшая балерина, стал ходить кругами в попытках совершить хоть один полноценный вдох. Ноги и руки онемели, в горле как будто застрял комок, я ринулся в туалет, на кухне уже кто-то занял мойку, открыл горячую воду и стал омывать руки по плечи, шею, лицо. Приступ медленно сдавал назад. Когда я вернулся, все смотрели на меня, но никто ничего не спрашивал. Шайнух прервал молчание, сказав мне что-то на узбекском. Джохра перевёл:

– Я душиль Даниля рюкой, а тебя глазом.

Они оба заржали и дали друг другу пять.

– Ты прямо Дарт Вейдер херов, – просипел я.

Больше этим вечером ничего не случалось, он наконец закончился, этот глупый, гадкий вечер. После чего была ночь с небом без единой звезды.