Северный витязь

Зажатые на узком участке под стенами крепости, половцы заметались и стали искать спасения. Никто даже не пытался оценить силы русичей, свалившихся на них со склонов холмов. Одна мысль металась в каждой голове – засада, предательство, ловушка. А это значит, что сил у врага хватит, чтобы истребить всю орду, напавшую на крепость. Большая часть степняков кинулась искать спасения в воде. Но на другом берегу их встретили острые копья и туча стрел. И поплыли вниз по Днепру безжизненные тела, и стала вода красной от крови.

Илья въехал в крепость, держа окровавленную саблю в опущенной руке. Вокруг все дымилось, пожарища растаскивали баграми, заливали водой из больших дубовых бочек. И всюду тела, тела, тела. Половецкая орда была истреблена почти полностью. Последнее, что видел Муромец на поле боя, это удиравших степняков, всего несколько десятков человек, которым удалось пробиться через железное кольцо русичей. Да еще столько же уплывавших по Днепру – лошади вынесли.

Но здесь, в крепости, он это видел, русских тоже полегло немало. Из двух сотен защитников сейчас возле догоревшего на площади стога сена собралось едва ли полсотни воинов. Тело воеводы Бориса подняли с земли, положили в телегу, сложили руки на груди по христианскому обычаю. Обнажили головы. Любили Мельника его воины. Илья подъехал ближе и вдруг увидел на земле знакомые косы. Так вот почему таким знакомым показался ему этот паренек из обоза. Апраксия! Переоделась, чтобы поехать с ним сюда, на заставу.

Илья уронил саблю, опустился на колени, перевернул Апраксию на спину. В мертвых глазах не было боли и страдания, они просто смотрели в небо. Смотрели спокойно, потому что для нее на этой земле все закончилось. Ее душа унеслась, выполнив последний земной обет.

– Это девка подожгла стог. Если бы не она, всех бы перебили поганые.

Илья повернулся и увидел Лучину. Мужик тряпкой перевязывал окровавленную руку и поглядывал по сторонам.

– А ведь побил ты их, Илья Иванович. Всех побил, хотя числом-то вас меньше было. Народ знаешь, что про тебя говорит? Что с тобой Господь, что он тебе помогает, потому как ты за правое дело стоишь.

Илья промолчал, снова посмотрел в мертвое лицо девушки, провел пальцами по векам, закрывая ей глаза. Подскочил Чеботок на взмыленном коне, посмотрел на Апраксию, на воеводу и покачал головой.

– Дорогонько нам победа далась, Илья Иванович! Но поганых мы истребили. Думаю, хороша им наука будет впредь, не станут к нашим землям подбираться. Ну что, ты все сделал, назад в Киев за славой поедешь?

– Нет, Сила, – покачал головой Муромец, поднимаясь на ноги. – Незачем мне в Киев ехать. Не у трона княжеского я стоять рожден, не советчиком мне быть завещано, не на пирах сиживать и богатые кубки поднимать. Мое место здесь, на передних рубежах, где враг, где нужен мой меч, где я могу защитить землю свою, оградить ее от лютого врага.

Подойдя к телеге, Муромец положил руку на грудь мертвого воеводы, потом поднял глаза на столпившихся вокруг ратников.

– Погиб ваш воевода, други мои! – громко, на всю площадь крикнул Илья. – Погиб, не пощадил себя, не дома на печи, а в жаркой битве за землю святую, за веру нашу христианскую, за матерей и жен наших, детишек малых. Так жить надо и так умирать надо! И сражаться надо так, как мы все сегодня сражались. Каждый за всех, и все за каждого. И чтобы плечом к плечу, и не щадя себя. Иного нам не дано.

– Что ж дальше-то, Илья Муромец? – крикнул кто-то из воинов.

– А дальше заставу отстраивать заново будем! Предадим земле павших, засучим рукава. Земля русская за нами, и пока мы здесь, она будет спокойно жить. Там наши матери, сестры и жены, наши дети. А мы русское воинство, самое сильное! И сегодня вы все это показали врагу.

– Будь нашим воеводой, Илья Иванович! – раздались голоса, сливаясь в единый хор. – Верим тебе, Муромец! За тобой хоть в полымя!

Эпилог

Бледное лицо царицы Самсун на подушке, ее седые волосы, разметавшиеся вокруг головы, заставляли сердце Златыгорки сжиматься от мысли, что дни матери сочтены. Женщина угасала с каждым днем. Она уже не могла подняться с постели, с трудом принимала пищу и мало разговаривала. Ее грудь вздымалась от короткого прерывистого дыхания, глаза смотрели напряженно и мутно.

– Доченька…

– Я здесь, моя царица! – упала на колени возле постели девушка. – Матушка моя. Не говори ничего, побереги силы.

– Теперь уже надо говорить. И силы мне беречь ни к чему. Сказать должна тебе то, что раньше не сумела. Помолчи и выслушай.

Златыгорка взяла прохладную невесомую руку матери, которая когда-то была сильной и властной. Эта рука укрощала дикого коня, разила мечом врага, бросала копье дальше других. На этих руках сама Златыгорка осознала себя, помнила не только их силу, но тепло и ласку. Теперь жизнь уходила, как уходит в прошлое все, что мы видим вокруг себя, что живет рядом с нами. Таков этот мир: все приходит и уходит.