Эскимосы своеобразно ловят рыбу. Рыба здесь не берет приманку. Поэтому во льду делают прорубь и опускают в нее маленькую рыбку, сделанную из кости. Когда рыба поднимается на поверхность, чтобы разглядеть диковинного гостя, ее бьют острогой. Эскимосская острога представляет собой древко с острым куском железа, обычно старым гвоздем, на конце. С каждой стороны древка привязано по куску оленьего рога, концами вниз, а в рог вбиты острые гвозди остриями вовнутрь. Когда острога ударяет рыбу, рога расходятся, центральный гвоздь вонзается в спину, а гвозди, вбитые в рога сбоку, смыкаются и не дают рыбе выскользнуть.
Голец, обитающий в водоемах Земли Гранта, красивая пятнистая рыба весом до 11–12 фунтов. На мой взгляд, по плотности и вкусовым качествам розовая мякоть этой рыбы, вытаскиваемой из воды температурой не более 35°-40° по Фаренгейту [66], не имеет себе равных на свете. В мои прошлые экспедиции в эти края я, бывало, наколю острогой одного из этих красавцев, выброшу его на лед, чтобы подмерз, затем поколочу об лед, чтобы размягчить, и положу в сани, а уезжая, отщипываю кусочки розовой мякоти и кладу их в рот, словно землянику.
В сентябре 1900 года мой отряд из шести человек с 23 собаками кормился гольцом в течение десяти дней, пока мы не нашли мускусных быков. Мы били рыбу острогой, как научили нас эскимосы.
Новым членам экспедиции, естественно, не терпелось осмотреть достопримечательности мыса Шеридан. Макмиллан болел гриппом, однако Боруп и доктор Гудсел обрыскали все окрестности. Хаббардвилл не мог, конечно, похвастаться ни Вестминстерским аббатством, ни Триумфальной аркой, но зато с корабля видны были гурии «Алерта» и «Рузвельта» и могила Петерсена, датского переводчика английской экспедиции 1875–1876 годов. Она находилась в полутора милях к юго-западу от места нашей стоянки. Петерсен погиб, не вынеся тягот санного перехода, и был похоронен напротив места зимней стоянки «Алерта». Могила прикрыта широкой и плоской каменной плитой, в головах ее установлена доска с медной пластиной из кочегарки «Алерта», на которой выгравирована надпись. Если на земле и существуют более одинокие могилы — я таких не знаю. Ни один исследователь, пусть самый молодой и беспечный, не может не испытать чувства почтения и благоговения перед этим «немым напоминанием о костях героя». Есть что-то грозное в этом силуэте, темнеющем на белом снегу, — таинственная Арктика словно предостерегает пришельца, говоря ему, что он может быть следующим в списке тех, кто остался с нею навеки.
Неподалеку от могилы находится гурий «Алерта»; я взял из него записку в 1905 году, а Росс Марвин, согласно обычаю всех исследователей, положил на ее место копию. Если вспомнить о его трагической смерти весной 1909 года, севернее того места, где он погиб, не умирал ни один человек на земле, — то посещение Марвином окрестностей могилы Петерсена приобретает особо патетический смысл.
Гурий «Рузвельта», сложенный Марвином в 1906 году, находится в миле от берега прямо напротив стоянки «Рузвельта» в 1905–1906 годах, на возвышенности, примерно в четырехстах футах над уровнем моря. Записка вложена в банку из-под чернослива, лежащую у основания горки из камней; ее писал Марвин графитовым карандашом. Гурий увенчан крестом, сделанным из дубового полоза саней. Крест смотрит на север, в месте пересечения крестовин вырезана большая буква «R». Вскоре после нашего прибытия на мыс Шеридан я наведался к гурию. Крест наклонился на север, словно от трехлетнего напряженного вглядывания в северный горизонт.
12 сентября у нас был праздник — в этот день исполнилось 15 лет моей дочери Мэри Анигито, родившейся в Энниверсари-Лодж в Гренландии, — так далеко на севере еще не рождался ни один белый ребенок. Десять лет спустя мы праздновали ее юбилей на «Уиндварде». С тех пор много айсбергов прошло через проливы, а я по-прежнему стремился достичь цели, благодаря которой у моей дочери такое холодное и необычное место рождения.
В тот день мела пурга, но несмотря на это Бартлетт расцветил судно флагами — всем международным кодом, яркоцветье которого разительно контрастировало с серо-белым небом. Перси испек к ужину особый пирог, и мы украсили его пятнадцатью горящими свечами. Сразу же после завтрака явились эскимосы с белым медведем — годовалой самкой шести футов длиной, и я решил сделать из нее чучело в подарок ко дню рождения Мэри. Медведица будет стоять с вытянутой как бы для пожатия лапой, наклонив голову набок и улыбаясь медвежьей улыбкой. Из ее мяса мы нажарили сочных бифштексов. Стол был накрыт нарядной скатертью, были поданы лучшие чашки и блюдца, новые ложки и все в том же духе.