Отряд, отправлявшийся к мысу Ричардсон, вернулся вечером 19-го и 21-го снова вышел в путь к заливу Портер в составе девятнадцати эскимосов с грузом в 6600 фунтов мяса для собак на двадцати двух санях. Макмиллан все еще болел гриппом и не мог принять участие в предварительных тренировках, но я не сомневался, что, как только он войдет в форму, он быстро наверстает упущенное.
Третий отряд вернулся 24-го с мясом и шкурами четырнадцати оленей.
28-го судно одновременно покинула масса людей. Хенсон, Ута, Алета и Инигито отправились на охоту к северу от озера Хейзен, а Марвин, Пудлуна, Сиглу и Арко — к юго-востоку. Бартлетт с Паникпа, Инигито и Укеа, доктор Гудсел с Инигито, Кешунгва и Киота, Боруп с Карко, Точингва и Аватингва отправились прямо к мысу Колумбия.
Я с самого начала предполагал предоставить охоту и прочую полевую работу своим более молодым товарищам. За двадцать с лишним лет знакомства с Арктикой у меня притупился интерес ко всему, за исключением охоты на белого медведя, а молодежь жаждала деятельности. С другой стороны, у меня было много дел и на судне: предстояло разработать план весенней кампании, и, кроме того, мне хотелось сохранить свои силы для последнего решающего шага.
Я не занимался систематически физической тренировкой, потому что не видел в ней особенной пользы. До сих пор мое тело всегда подчинялось воле, какие бы требования я к нему ни предъявлял. В течение зимы я по преимуществу занимался усовершенствованием снаряжения и математическим подсчетом фунтов продовольствия и миль проходимого расстояния. Именно отсутствие продовольствия вынудило нас повернуть обратно с 87°06' северной широты. Голод, а не холод — дракон, стерегущий арктическое «золото Рейна» [71].
Все же я однажды позволил себе прервать монотонный ход жизни на борту судна и совершил в октябре поездку в залив Маркем. Весной 1902 года, находясь на мысе Хекла, я заглянул как бы из-за угла в неисследованные глубины этого большого фьорда, и в мою душу запало желание проникнуть в него поглубже. В прошлую экспедицию я дважды предпринимал такую попытку, но безрезультатно, отчасти потому, что мешала плохая погода, отчасти из-за опасений за судьбу «Рузвельта», который я оставил в угрожаемом положении. Теперь же, невзирая на то, что солнце ходило совсем низко над горизонтом и полярная ночь была не за горами, я решил совершить эту поездку.
1 октября я с тремя эскимосами — Эгингва, Ублуя и Кулатуна — покинул корабль. Три упряжки, по десять собак каждая, тащили сани с запасом продовольствия всего на две недели. Собаки быстро передвигались с легким грузом по уже проложенному следу, и через несколько часов, достигнув залива Портер в 35 милях от корабля, мы расположились там лагерем.
В заливе мы застали двух эскимосов — Онвагипсу и Вишакупси, которые выехали сюда за два дня до нас. Онвагипсу отправился обратно к кораблю, а Вишакупси мы забрали с собой: он должен был помочь нам доставить партию припасов в Сейл-Харбор, а оттуда уже вернуться к кораблю.
Мы провели ночь в брезентовой палатке, которая была поставлена здесь первым осенним отрядом. Ночь была не очень холодная, и мы крепко заснули, поужинав бобами [72] и чаем. Бобы и чай! Возможно, это мало похоже на Лукуллов пир, но после дня, проведенного под открытым небом на Земле Гранта, он представлялся именно таким.
Глава 16
Самая богатая дичь арктики
Отлично выспавшись, мы с утра пораньше двинулись в путь, прошли по льду залива Портер к его вершине и, взяв в сторону суши, пересекли 5-мильный перешеек, разделяющий залив Портер и бухту Джемс-Росс. Каждый фут этого маршрута был мне знаком и овеян воспоминаниями. За перешейком мы вновь спустились на лед и быстро помчались вдоль западного берега. Собаки, сытые и отдохнувшие, бежали рысцой, навострив уши и подняв торчком хвосты; погода была хорошая; солнце, низко висевшее над горизонтом, отбрасывало на лед длинные, фантастические тени людей и собак.
Внезапно зоркие глаза Эгингва заметили движущуюся точку на склоне горы слева от нас. «Тукту!» — вскрикнул он, и весь наш отряд немедленно остановился. Зная, что преследование одиночного оленя — дело не скорое, я не бросился тотчас в погоню, а велел моим крепким, длинноногим юношам Эгингва и Ублуя взять винчестеры и попытать счастья. Через мгновение они уже мчались во весь дух по снегу, словно нетерпеливые собаки, сорвавшиеся с постромок, низко пригибаясь к земле. Бежали они с таким расчетом, чтобы пересечь путь оленю чуть дальше по склону.
Я наблюдал за ними в бинокль. Олень, заметив их, неторопливо побежал в другую сторону, то и дело оглядываясь назад и явно насторожившись. Но вот он повернулся к ним мордой и стал как вкопанный, и я понял, что охотники издали магический клич, из поколения в поколение завещаемый отцом сыну, подражательный клич, при котором олень мгновенно останавливается, — особый свистящий звук, напоминающий шипение кошки, только более продолжительный.